Олег Павловский - Мрассу — Желтая река

Только неопытного рыбака никакая наживка не выручит, если он будет сиднем сидеть на берегу или прибрежном камне и ждать, когда хариус соизволит клюнуть. Тут нужно иное умение.

Ранней весной, отсидев зиму в глубоких омутах и ямах больших рек, хариус устремляется в бурлящие, мелководные, но всегда холодные и снежные чистые горные речки. Его не смущает ни бурное течение, ни двухметровые водопады, ни грохот валунов и каменных осыпей. И только ленивые да хворые обитают возле устья, подрывая свое здоровье в тепловатой и чаще всего мутной воде.

В то утро первой моей рыбалки друзья мои, Женя и Иван Петрович, позавтракав, подались вверх по Казыру за «крупняком-чернышом», а мне доверили сторожить лагерь, милостливо разрешив рыбачить возле него, — дескать, для начала с тебя и этого кусочка реки предостаточно.

Я размотал удочку, пристроился, как это обычные рыбаки делают на удобном плоском камне, подстелив брезентовку, чтоб не холодило, насадил червяка, поплевал на него на счастье, забросил. Течение сразу же подхватило и понесло поплавок. Ну что это, думаю, за рыбалка. То ли дело на озерке или неторопливой речке с тихими заводями — закинул удочку, сыпанул горсти две прикорма и сиди себе, покуривай да посматривай на поплавок, жди поклевки. А тут ни минуты тебе спокойной. Не будешь же держать леску на течении, когда стремительная вода выносит на поверхность даже тяжелое грузило.

Поднимаю удочку, ловлю поводок. Крючок пуст. А ведь никакой поклевки не было. Снова насаживаю червяка, снова забрасываю. История повторяется. Только теперь показалось мне, что, проплывая возле острощекого камня, поплавок на мгновение, на одно лишь мгновение замер, словно испугался этой каменной стенки с пенистым буруном и побежал дальше. То же происходит и в третий, и в четвертый раз.

Я начинаю нервничать. Рыба, какой бы сноровистой она ни была, снять на такой скорости червяка, не потопив поплавка и не попавшись на крючок, по моему разумению, не может. Или течение тому виной?

Ребята оставили мне всего-то десятка полтора червяков, и если я так бездарно их разбазарю, то не будет мне никакого прощения. Червей мы копали в Междуреченске, — в тайге ими не очень-то разживешься, — берегли их в дороге больше самих себя, перебирали, подкармливали, через мох пропускали, и потому каждый червяк был на строгом учете. Недаром, когда Женя отсыпал мне из своего мешочка червей, у него мелко дрожали руки.

Решаю забросить в пятый и последний раз. Но сейчас поплавок проносится мимо камня, не замирая, и червяк остается целым. Значит, не течение. Значит, рыба, рыба-молния, — иначе ее не назовешь, — воспользовалась моей неопытностью, насытилась и помчалась дальше искать такого же разиню, как я.

«Ладно, — говорю себе, — поживем — увидим. Первый блин всегда комом».

Спускаюсь пониже, где Казыр делает крутой поворот, и за скальным выступом образовалась довольно тихая заводь. Вода здесь не течет, а крутится по спирали, удерживая поплавок посередке заводи, Мне не приходится беспрестанно вытаскивать и закидывать удочку, но и толку от такой рыбалки никакого.

Проходит полчаса, час — и хоть бы какая тебе рыбешка на наживку польстилась. Встаю, иду на мысок, даже в воду забрел метра на полтора, забрасываю и не успеваю отыскать глазами прыгающий в бурунчиках поплавок, как чувствую, что кто-то прямо-таки рвет у меня из рук удилище.

Зацеп или?..

Тяну… Леска напружинилась, бамбуковое удилище согнулось до предела, вот-вот треснет. И тут из воды показывается удивленная рыбья голова, затем сверкающее на солнце туловище хариуса. Да не какого-нибудь, а матерого, из тех, что за темную полосу на широкой спине прозывают чернышами. Он висит на леске неподвижно, словно оглушенный. Фиолетово-синий плавник растопырен, акулий хвост опущен, жаберные щеки плотно сжаты, крупная, в крапинках, чешуя переливается всеми цветами радуги.

Я осторожно опускаю драгоценную ношу на прибрежный песок, кладу удилище, выбираюсь из воды и только прикасаюсь к рыбине, чтобы освободить ее от крючка, как хариус, словно опытный и хитрый борец, выходящий из партера, неожиданно взметывается, делает великолепное сальто-мортале и плюхается в воду, обдав меня мелким дождем холодных брызг.

Ошеломленный таким вероломством, я все же успеваю схватить змейкой бегущую в воду леску. Теперь борьба начинается на равных. Хариус в своей стихии, я — в своей. Он крепко сидит на крючке, я же намотал леску на кулак, уперся ногой в полузатонувшую булыгу и то отпускаю, то подтягиваю леску. «Я тебя, — думаю, — так измотаю, что ты мне сам приплывешь в руки». Но хариус, видимо, был стратегом, сразу же разгадал все мои намерения, и, когда я вновь натянул, леску, свечой выкинулся из воды, кувыркнулся в воздухе, леска звенькнула, а я шмякнулся на каменистый берег.