Сергей Кобах - Вверх тормашками – вниз Аджикой

От ведь сцуко! Так я еще и виноват остался.

Как-то очень давно, когда я был уже взрослым, но еще немного глупым, воцарилась у меня в голове одна идея на предмет комфортабельного размещения дачной фауны, а именно белки, которая живет на даче. Вышеозначенный представитель местной фауны не владел никакой жилплощадью, и мне было его безумно жалко.

В тот раз я сколотил скворечник, который почему-то белка, да и прочие пернатые твари обходили и облетали далеко стороной. За несколько лет так никто в нем и не поселился.

В прошлом году меня опять обуяла жалость к братьям нашим меньшим. Но в этот раз я был гораздо умнее — не стал замахиваться на столь привередливое и трепетное животное, как белка, а решил сделать скворечник для птичек. Они ведь тоже хотят иметь крышу над головой и пол под жопой, размышлял я, разыскивая в Интернете чертеж самого комфортного птичьего дома. К сожалению, чертежи все отличались однообразием, а их авторы сходились во мнении, что «чем проще, тем лучше», хотя я и был настроен сварганить нечто такое, отчего лица у птиц повытягивались бы от удивления.

И я его сделал. Точно по чертежам. И повесил на березе.

Это было в середине лета. Периодически я смотрел на птичью избушку, но не замечал там каких-либо признаков новоселья, будто все твари занесли его в игнор-лист.

Так прошло лето. Наступила и прошла зима. Зазвенела дождем по голове весна. А птицехаус так и стоял, а точнее, висел невостребованным.

Я уже и голову перестал поднимать, чтобы посмотреть на него, как однажды, поскользнувшись на мокрой траве, упал на спину и, глядя ввысь, с удивлением заметил наглую клювастую морду, торчащую из скворечниковой дыры.

Я лежал на холодной мокрой траве, и улыбка была шире скворечника. Сверху, с жердочки скворечника, на меня хитрым глазом смотрела черная птичья физиономия и сокрушенно качала головой. Во рту она держала какую-то живность.

Новоселье состоялось! И мало того что состоялось, так, наверное, еще и птенцы там внутрях появились!

С этого дня я опять начал периодически закидывать голову назад и наблюдать за перемещением пернатого. Но мои орнитологические наблюдения длились ровно до того момента, когда в очередной раз я поднял глаза и с ужасом заметил, как из скворечника торчит чья-то странная морда. Морда была живая, потому что немного шевелилась. И она была лохматая. И на ней были глаза и нос. Собственно, это все, что торчало из скворечника.

Находясь в неописуемом волнении, я кинулся домой, чтобы поделиться новостью.

— Это птица. Ты перепутал, — вынес вердикт батя, перед этим внимательно посмотрев на меня.

Мля, да я и с похмелья не перепутал бы птичье личико с такой страшной мордой! Но мои доводы никто не слушал, до тех пор, пока в очередной прекрасный день морда не соизволила вылезти из скворечника до подмышек.

Лежа на животе в отверстии, свесив лапки вниз и оглядывая мир глазками, похожими на черную икру, там царствовала Ее величество белка. Я даже немного расстроился. Одно дело, когда в твоем скворечнике живет загадочная волосатая морда, и другое дело, когда тривиальная белка.

Я нашел, где у ней там глаза, и, пристально глядя в них, обратился к животине.

— Слушай, белка, — начал я издалека, — ты куда дела гражданина птицо? Съела?

Товарищ белка смущенно молчала и шевелила носом.

— Молчишь? Вину свою чуешь? Поди, съела мамашу с птенчиками и перышка не оставила? — Я шмыгнул носом, вытер слезинку. Птичку было действительно жалко.

Потом, оклемавшись от обрушившегося горя, проведя нехитрое следствие и не найдя каких-либо доказательств птицеубийства в виде перьев, я пришел к выводу, что птичка была изгнана без кровопролития простым пинком под зад.

Но была в поведении этого рыжего рейдера одна странность: никто не видел, как она ходит, прыгает, да и вообще двигается. На глаза она попадалась только в одном положении: лежа на животе на пороге своего дома и свесив свои руки наружу.

…В этот день я, разомлев от жары и пива, сидел на пластмассовом стульчике недалеко от березы и наблюдал уже традиционную картину — белку в позе «панка тошнит в окно».

Так прошел час, два… Я успел подремать, проснуться, а белка все висела, как презерватив на ветке под окном.

Нехорошее предчувствие закралось в душу. На улице градусов тридцать, ни ветерка, а она не шевелится уже столько времени. Значит, сдохла. Может, от жары, а может, и болела чем хроническим.