Владимир Марченко: Три горсти земли

Ленивым молоток не был, а вот зазнайство и чванство появились. Шушукается с Гвоздодером, а отвес обозвал «свиным цепнем». Что это за инструмент плотники не знали, но догадывались – ругательство.

Гвозди презирать стал. Вгонит какого-нибудь бедолагу по самую шляпку и скажет: «Сиди, дурашка, не высовывайся. О твоем благе пекусь. Никуда не попадешь, не потеряешься. Знай, своё место» Со Скобами стал панибратствовать. Они хотя не особо интеллигентны, шляп не носят, вогнать их с одного удара – не получится. Сразу на место не поставишь, трудиться надо до желтых искр…

С мелкими Гвоздиками вообще по хамски обращался. Со всего маха обрушивался на голову какого-нибудь бедолаги, старавшегося показать гонор и железный норов. Как бы Гвозди ни сопротивлялись, а с Молотком у них разговоры были короткими. Укорот давал всем и еще бахвалился, дескать, каков я – ударник .

Шли годы. Многих Гвоздей Молоток поставил на место, но стал терять прежнюю резвость. Часто промахивался. Сгибаясь, гвозди хохотали и говорили:

– Достукался, стукач,- а что тут можно говорить? Говорить, в самом деле, нечего.

Лежала она у дороги много лет. Никто не знал, откуда взялась. Стали замечать, что в канаве всякий сор копится, сорняки расцветают пышно, а то теленок в грязи застрянет. Всё больше людей стали ругать Канаву, а некоторые сельчане так и говорили, что нужно зарыть Канаву – сравнять, чтобы и памяти не было. Придется за лопаты браться – соглашались отдельные селяне, но находились и другие, которые пытались заступиться за Канаву, дескать, нельзя без неё.

Сторонников уничтожения канавы оказалось намного больше. Они кричали громче и принялись резво орудовать лопатами и совками. Живущие рядом с канавой, под шумок принялись таскать из сараев мусор и разный хлам, накопившийся в процессе деятельности хозяйственной. Валят в Канаву старые калоши, рваные фуфайки, ломаные корзины и даже навоз повезли на телегах. Завалили Канаву дружно. Ведь ничто так не сближает, как горячая напряженная работа. Отдельные граждане, не видевшие друг друга несколько лет, обрадованы встречам, произошедшим благодаря решению канавного вопроса.

Прошло несколько лет. Проезжая часть улицы стала далеко не проезжей. Образовались ямы и колдобины. После дождя в них скапливалась вода, превращаясь в грязь. Автомобили застревали по самые рамы. Тракторы, и те с трудом преодолевали образовавшееся болото. В погребах карасей стали ловить. Бельё в сундуках плесневело. Мальчишки на плотах в школу плавают. По утрам хор лягушек пробовал голоса, а уж вечерами пели они самозабвенно и артистично. Улицу стали называть разными словами, не совсем праздничными. Нашлись те, кто помнил то время, когда с Канавой расправились, забросав мусором до верха. Отыскались и те, кто защищал канаву, не давая её заравнивать. Стояли у края болота селяне и чесали затылки. Что получилось? Хотели навести порядок. Многие гордились своей идей и детям рассказывали, как трудно было воевать с канавами. По всему селу были уничтожены. Кто-то, говорили, премии получил, а может быть, и медали.

Мужички принялись, чтоб не утонуло село в грязи, откапывать Канаву. Трудно оказалось это делать. Заваливать было легче.

В старом серванте был прописан один Чайник. В предновогоднюю ночь с ним и его друзьями произошла эта история. Мне её рассказала Старая Фронтовая Кружка во время совместного путешествия на природу. Странным был этот Чайник. Сиреневого цвета, на боку носил часы, но он только назывался Чайником, а на самом деле, никто не знал его биографию. Чаем никого не угощал, потому что не умел. Носик у него бутылочный. Чайник был Новогодним, а угощал самым настоящим шампанским. Я поверил Кружке. Она была в боях, и врать не умела. Имела ранение осколком мины. Её хозяин ремонтировал, выправляя бок гранатой. Конечно, она была ручной, но молотка у солдата не было в то время. Лопата была, котелок был, винтовка а, вот молотка не оказалось в ту минуту ни у кого из его отделения. Чего там, не было молотка во всей роте.

Хрустальная Рюмочка осталась одна на белом свете. Фужеров скопилось в серванте великое множество, а Рюмочки убывали с каждым праздником. Чайник встретил Хрустальную и полюбил. Она тоже выказывала Чайнику свои знаки хрустального внимания. Она с детства любила всё необычное, а Чайник как раз был таким.

– Как я сверкаю?- спросила Рюмочка, крутнувшись на тоненькой ножке.- Правда, я самая оригинальная?