Михаил Серегин - Упал, отжался!

– Из Черноречья, – раздраженно ответил московский голос. – Так, память мы тебе прочистили, теперь быстренько найди командира взвода и скажи, что его генерал Дубинин вызывает.

– Виноват, товарищ генерал, не получится быстренько. – Дежурный окончательно проснулся и уяснил, что начальство это непосредственного отношения к родным химвойскам не имеет.

Тем более – к такому важному объекту, как Шиханы. А все эти генералы из какого-то Черножопья – да вот пусть туда и идут! Генералов в этой армии расплодилось чуть ли не больше, чем в советской, понаехали тут, еще и звонят – а он, майор Маркин, между прочим, один на всех. И перед каждым тянуться не обязан. Но и хамить особо не стоит: кто его знает, может, с непосредственным начальством они там, в Москве, каждый день водку вместе пьют?

– Это почему же? – Грозно сдвинутые брови угадывались без всякой видеокамеры. – Как это – не получится?!

– На учениях ваш взвод, товарищ генерал, – с точно отмеренной дозой злорадства сообщил майор в трубку. – На полигоне, в палатках, и телефон к ним не подвели пока. Так что через часок перезвоните, постараемся к тому времени найти вашего взводного и сюда привезти.

– Вот же херня какая! – Раздражение выплеснулось в комнату дежурного и повисло зловонным облачком. Генерал на полминуты замолчал, хотя Маркину отчетливо было слышно отдаленное бормотание где-то на другом конце провода. Видимо, срочно принималось какое-то особо важное решение. Просто так генералы в третьем часу ночи не совещаются. Наконец раздраженный голос снова толкнулся в уши: – В общем, времени у меня нет каждый час дозваниваться, поэтому бери своего помдежа, швыряй в машину, пусть едет и поднимает взвод по тревоге. Кончилась у них учеба, с вашим начальством я потом сам разберусь. Через четыре часа из Энгельса, с военного аэродрома, уходит пустой борт в нужном направлении – пусть грузятся со всем, что положено, и летят домой, работа ждет. Передай, что они как хотят, так и успевают, но этим бортом должны отправиться, спецрейса им не будет! Все понятно?

– Так точно, товарищ генерал! Поднять по тревоге, со всем, что положено, через четыре часа самолет из Энгельса – и домой. Звонил генерал Дубинин.

– Правильно. – Голос из Москвы несколько смягчился. – Действуйте, дежурный!

– Есть действовать! – ответил майор коротким гудкам. Некоторое время сонно смотрел на трубку, потом повернулся к своему помощнику: – Значит, так, берешь «бобика» и чешешь на полигон, в лагерь. Находишь там взвод химразведки из... мать его, опять забываю... Черноречья, что ли? В общем, из чего-то черного, сами знать должны. Командир – лейтенант Мудацк... нет, Мудрецкий, тот самый, что вчерась с Копцом бээрдэму из говна тащил. Поднимаешь по тревоге от имени генерала Дубинина. Пусть берут все хозяйство, что им полагается, и срочно мотают в Энгельс, на аэродром, оттуда их самолетом домой перекинут. Пока собираются, останешься с ними, проводишь до КПП и точно засечешь время, когда они уехали... Хотя нет, отставить, прямо оттуда мне отзвонишься. Вдруг эта дубина снова позвонит? Так, ноги в руки – и вперед!

Под дождь очень хорошо спится. Под мелкий, неназойливый летний дождик. Особенно если лежишь в теплой, уютной палатке после тяжелого суматошного дня, а впереди – еще один такой же. А может, и не один, это уж как прикажут. И само собой разумеется, что просыпаться в этом случае не хочется просто категорически. Ну в упор не хочется, и все. Не желает организм выводить задерганную нервную систему из глубокого защитного торможения.

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, подъем! Тревога, товарищ лейтенант!

Мудрецкий приоткрыл один глаз и обнаружил над собой бледное до синевы лицо Простакова. Потом попытался взглянуть на часы, не обнаружил на них циферблата и простонал:

– Который час? Времени сколько, а?

– Полтретьего, товарищ лейтенант. – Судя по голосу, Простаков был близок к панике, а это случалось не так уж часто. – Тревога, товарищ лейтенант!

– Какая на хрен тревога, ты чего несешь?! Какая тревога в полтретьего, проверяющие раньше пяти не вернутся! – Мудрецкий начал нашаривать поблизости что-нибудь тяжелое, чтобы отогнать назойливого Гулливера и снова погрузиться в мягкий и тихий мир.

– Подъем, лейтенант! Боевая тревога!

Новый голос был совершенно чуждым дремлющему сознанию, но офицерские нотки в нем угадывались безошибочно. Даже спросонок. Юрий проснулся сразу и окончательно. Вскочил, потряс головой и ошалело уставился на нависшего над ним незнакомого старлея с красной повязкой на рукаве.