Николай Шмигалёв - Почти как три богатыря

– Нэт! Тока не эта! – бухнулся заложник своего слабого языкознания на колени перед Полисеем. – Нэ убиву, Вайся, мэня! Нэ свэрнуй мине шей и не разреживай мэня, Вась, по пояси!

Поняв, что «Рахмут» толком ничего так и не понял, королевич не стал того ободрять (пускай, если на то пошло, боится, сговорчивее будет) и ещё раз повторил просьбу насчёт воды.

– Сэйчас, боходор, сэйчас, – услужливо поклонился «тюрбан» и, не вставая с колен, отполз в угол корзины, где у него лежали скрытые под хламом припасы. – Вот табе вада! – протянул он Полисею коржун с прохладной жидкостью и показал пантомиму «пьющего мальчика». – На, певай вада, многа-многа.

Искалибур недовольно заржал и потянулся копытом к воде.

– После меня, Искалибур! – прикрикнул на лошадь Полисей, принял сосуд, откупорил его и, сделав несколько глотков, обернулся к заложнику. – Слышь, привкус какой-то у неё странный и оскома на зубах. Она не протухла у тебя здесь?

– Нэт, пий, пий, боходор, на здороввя! – расплылся в подозрительной ухмылке «Рахмут», но королевич обратил на ухмылку ровно ноль внимания и вновь приложился к коржуну.

– В самом деле, не пойму, – сказал в очередной раз, оторвавшись от «горла» королевич. – Я как тот вежливый лось в притче «пью, пью, а мне всё хуже и хуже». Даже голова закружилась, как от виски.

– Правюлно! – уже в полный голос засмеялся «Рахмут». – Эта жи вада из мётрвого мория! Иё пить не карашо, иё ранка заживлять нада. Ти типерь умирёша, боходор!

Почувствовав моментальное ухудшение самочувствия и сопоставив его с труднопонимаемой речью «Рахмута», королевич пришёл в ярость и, вновь оголив свой меч, принялся из самых уже наипоследнейших сил гоняться за заложником по корзине.

Догадавшись, что в виду последних событий он может и не пережить рыцаря, «тюрбан», едва увернувшись от меча боходора, решил по собственной воле покинуть воздушное судно (а не в качестве метательного снаряда, взбесившегося палавана) и храбро выпрыгнул из корзины на полном ходу с огромной высоты.

Крикнув: «Питясот адын!», он дёрнул за кольцо на тюрбане. Обмотанное вокруг головы полотнище развернулось в пускай и примитивный, а парашют.

Ловко управляясь с «парашютом», «Рахмут» начал парить в воздухе, медленно опускаясь на землю, а королевич, прокричав ему в след массу многоэтажных неологизмов, замертво повалился на пол корзины.

Одинокий боевой конь Искалибур, обнюхав безвременно усопшего хозяина, с горя протяжно заржал, а потом, откинув в сторону всякие стереотипы и предрассудки, ещё и завыл на белое солнце пустыни.

Воздушный же шар, теперича никем не управляемый, помчался по воле ветра курсом не на «западо-заход», а совсем даже в другую сторону.

Сойдя на берег с весьма потрёпанного дракара с нелепым названием «ОБЕД», мореходы, первым делом, по привычке огляделись и увидели следующую картину: пред ними раскинулась пустынная, словно обильно припорошенная перхотью голова академика любых наук, снежная равнина вечно холодной Аркфрики.

– При-при-припёрлись! – выдохнул Сероволк, изумлённо разглядывая царство вечного снега, льда и мерзлоты, хотя ничего они ещё и не «припёрлись» (им переть-то ещё от заката до рассвета, а северные, пускай и «белые» ночи, не в пример юго-восточным ночам, длинные как шея аркфриканского пингвиуса).

Постояли богатыри, потоптались на месте, собираясь с духом, и так как на этой стороне великого моря не было ни стражников, ни шлагбаумов, оглянувшись напоследок на вмерзающий в лёд дракар, они решительно вступили в белое хрустящее безмолвие вечности.

На третий день путешествия богатырской троицы по заснеженным пустыням Аркфрики герои-богатыри продолжали упрямо двигаться в направлении своей цели. Стоял бодрящий мороз и мела пурга, уменьшая дальность прямой видимости метров где-то до восьмидесяти пяти-девяносто семи, но, несмотря ни на что, они шли вперёд.

– Мы в этой пурге, как ёжики в тумане, – сказал цыган, уверенно загребая по снежным барханам.

– В этой стерильной «морозилке» и глазу зацепиться не за что, – добавил Царевич и почти сразу «зацепил» что-то глазом. – Хотя вон там, слева по курсу, чернеет что-то одиноко.

– Похоже на парус! – приложив руку ко лбу, рассмотрел более зоркий Сероволк колышущееся на ветру полотнище.

– Странно! Откуда здесь парус? – тоже разглядел на белом фоне отчётливо видный большой кусок материи Царевич.

– Тайну откроет шарлотка, – произнёс бессмысленную хипплиерскую присказку Василевс Премудрый. – Пойдёмте, посмотрим, что это за парусник.