Аркадий Аверченко - Подходцев и двое других

– Это ее дело. А когда человек разгуливается и тратит деньги на пьянство, это, извините-с! Извините-с!

Клинков нервно вскочил и подошел к Подходцеву.

– У тебя нет денег?

Подходцев улыбнулся краешком рта.

– У меня? Нет. Громов!

– Ну?

– У тебя нет денег?

– У меня? Нет. Урываев!

– Что?

– У тебя нет денег?

– Есть. Сколько нужно? Двадцать? Вот, пожалуйста.

– Господа! – возмутился Клинков. – Это черт знает что! Я с Урываевым в… таких… отношениях… а он – мне же… деньги дает взаймы!! Вы не имели права делать этого!

Молча Громов взял у Урываева деньги и передал их Подходцеву. Подходцев молча взял и сунул обе бумажки в руку Клинкова.

Клинков застонал, положил деньги на ладонь хозяйки и сказал, указывая ей на дверь:

– Прямо, потом налево.

Громов растянулся на кровати и принялся что-то насвистывать.

Противники, избегая встречаться взглядами, смущенно смотрели в окна, а потом Урываев неуверенно сказал:

– Подходцев! Ты позаботишься о том, что нужно? Вот тебе записка к моему знакомому офицеру, у которого есть отличные пистолеты.

– Браво! – сказал Подходцев, торопливо одеваясь. – Дело начинает налаживаться! По дороге я забегу также в погребальную контору… Костя, ты какие больше предпочитаешь – глазетовые?

– Все равно.

– С кистями?

– Все равно.

Подходцев вздохнул, нахлобучил шапку самым решительным образом и вышел…

«Знакомый офицер» оказался очень симпатичным человеком. Узнав, что Подходцеву нужны пистолеты, он засуетился, достал ящик и, подавая его, сказал:

– Для Урываева я это сделаю с удовольствием! Вот пистолеты. Прекрасные – за пару плачено полтораста рублей!

– А ведь их после дуэли могут конфисковать, – возразил Подходцев с искусственным сожалением. Офицер омрачился.

– Неужели?

– А что вы думаете! «А, – скажут, – стреляться! Убиваете друг друга!» И отымут.

Офицер, вздохнув, посмотрел на ящик.

– Знаете что? – сказал Подходцев. – Положитесь на меня. Пистолеты не пропадут. Я эти самые дуэли умею преотлично устраивать. Есть у вас десять рублей?

– Как… десять рублей?

– Очень просто, взаймы. Первого числа возвращу.

Офицер, вынув кошелек, засуетился снова.

– Вот… У меня все трехрублевки. Ничего, что здесь 12 рублей?

– Что уж с вами делать, – снисходительно сказал Подходцев. – Давайте! Вы водку пьете?

– Пью. Иногда.

– Вот видите! Командный состав нашей армии всегда приводил меня в восхищение. Одевайтесь, поедем к нам.

– А… пистолеты?

– Мы их забудем здесь. На меня иногда находят припадки непонятной рассеянности. Едем!

Офицер рассмеялся.

– А вы, видно, рубаха-парень?!

– Совершенно верно. Многие до вас тоже находили у меня поразительное сходство с этой частью туалета.

Оба среди оживленного разговора заехали по дороге в гастрономический магазин и купили вина, водки и закусок.

У Клинкова был трагический характер. Каждый час, каждую минуту он был кому-нибудь должен, и каждый час, каждую минуту ему приходилось выпутываться из самых тяжелых, критических обстоятельств.

Но занимал он деньги единолично, а ликвидировал свои запутанные дела, прибегая к живейшему участию Подходцева и Громова.

Отношений это не портило, тем более что Громов признавал Костю лучшим специалистом по съестному.

Это значило вот что:

Когда все трое сидели без копейки денег, не имея ни напитков, ни пропитания, ленивый Клинков долго крепился, а потом, махнув рукой, вставал с кровати, ворчал загадочное:

– Обождите!

Натягивал пальто и выходил из комнаты.

Последующие операции Клинкова усложнялись тем, что водка в бакалейных лавках не продавалась, а в казенных ее отпускали за наличный расчет.

Клинков по дороге заходил к соседу по номерам, какому-нибудь обдерганному студенту, и говорил ему крайне обязательно:

– Петров! Я, кстати, иду в лавку. Не купить ли вам четверку табаку.

– Да у меня есть еще немного.

– Тем лучше! Новый табак немного подсохнет. А? Право, куплю.

Студент долго, задумчиво глядел в окно, ворочая отяжелевшими от римского права мозгами, и отвечал:

– Пожалуй! Буду вам очень благодарен.

Клинков получал 45 копеек и, выйдя на улицу, непосредственно затем смело входил в дверь бакалейной лавочки на, углу.

– Здравствуйте, хозяйка! Позвольте-ка мне фунт колбасы и нарежьте ветчины!

Потом беззаботно опускался на какой-нибудь ящик и, оглядев лавку, сочувственно говорил: