Игорь Судак - Вышиванка для Маугли

Карпуха уже заходил в лифт, когда услышал сзади крик: «Зачекайтэ!» Он оглянулся и увидел крупного дядьку в вышиванке, спешившего по коридору. Его живот при каждом шаге грузно перекатывался из стороны в сторону. Карпуха нажал кнопку «Стоп». Дядька буквально с разбегу впрыгнул в лифт, отчего кабинка зашаталась, как вагон поезда на стыке, и подозрительно лязгнула. Дядька облегченно вздохнул, сказал «дякую» и нажал первый этаж. От него несло потом и табаком, а в руках был портфель и большая пластиковая бутылка «Кока-колы». Двери закрылись, лифт пошел вниз, но, проехав пару этажей, вдруг дернулся и со скрежетом застрял.

- От дидько, яка нэвдача!… – чертыхнулся пузач и снова нажал нижнюю кнопку. Лифт не шелохнулся. Тогда дядька начал нервно и беспорядочно тыкать все кнопки, в том числе и кнопку аварийной связи. Он делал это так рьяно, как будто играл на баяне, и если б кнопки имели звучание, то мог бы родиться новый украинский хит для «Евровидения». Но всё было напрасно.

- Ну що то сегодня за день такый? – дядька посмотрел на Карпуху, с явным ожиданием поддержки.

- День как день, - пожал плечами Карпуха. - Просто маленькая передышка в суете жизни…

Грузный пассажир с удивлением глянул на него.

- Какая, до биса, передышка? Я ж тороплюсь, - сказал он. - У меня через годыну презентация моей новой кныжки в УНИАНе.

- Ну тогда тем более - можно не спешить… – ответил Капуха. - Разве украинский националист может написать что-то такое, что нужно человечеству?

Дядька посмотрел на Карпуху уже с неприязнью.

- А с чого вы решили, що я украинский националист?

Карпуха глянул на его вышитую сорочку, на значок с портретом Тараса, на постное выражение лица и, не выдержав, рассмеялся. Потом, всё еще улыбаясь, дружелюбно спросил:

- Ну если вы не националист, то тогда скажите, какие ваши любимые книжки?

- «Кобзар» звычайно… ну и еще «Собачье сердце» Булгакова.

- «Собачье сердце»??? – теперь уже удивился Карпуха. – А что ж вам там могло понравиться?

- А вин дуже здорово высмеял тых комуняк-шариковых… За их быдляческие порядки. Та що я с тобою тут балакаю? – спохватился литератор, доставая мобильник, - нужно ж выбыратысь с этой халэпы.

Но его мобильник не работал. Не работал и мобильный у Карпухи – они были вне зоны.

- От, дидько!.. - снова ругнулся пузач. – Не лифты, а склепы какие-то…

Он уже начал тарабанить кулаками в дверь, как вдруг ожил динамик диспетчера: «Извините, но мастера на другом вызове – будут не раньше чем через час… Ждите».

Толстун с тяжелым стоном опустился на корточки и, отвинтив крышку с двухлитрового бутыля, сделал несколько глотков, жмуря глаза. Карпуха тоже присел. Хоть глаза дядьки и были прикрыты, но из-под его левого локтя на Карпуху зорко и бдительно, не мигая, выглядывал Тарас.

Несколько минут прошли в полной тишине. Потом Карпуха спросил:

- Слушайте, я тут вдруг подумал, а интересно, что бы написал Булгаков, если бы вдруг его воскресили и дали пожить в нашей послемайданной вильной Украине?

- Не знаю…

- А хотите, расскажу?

- У меня прессуха накрылась… и книжка… мне только ще осталось сказки твои слухать, - дядька-литератор посмотрел на часы.

- Да ладно вам, успокойтесь, никто никуда уже не спешит… - сказал Карпуха. – А украинский националист вообще может торопиться только в одно место – на свалку истории.

Пузач хотел было возмутиться, встать и хорошенько начистить пику такому наглецу, но вместо этого только махнул рукой. Ну действительно, застрявший лифт - не самое лучшее время и место для разборок. Потом после минутного молчания вздохнул и сказал:

- Валяй, все одно робыть ничого…

- Михаил Булгаков, «Свинячье сердце», - сказал Карпуха. - Краткое содержание, синопсис, если по-научному.

- А чого «свынячье»? «Собачье» ж…

- А потому «свинячье», что он бы сегодня написал именно так. А почему - сейчас узнаете, потерпите немного. Мы вас вот уже пять лет терпим… - ответил Карпуха. И начал свой рассказ.

- Значится так, жил себе в Киеве поросенок по имени, ну скажем, Хрющ - веселый, розовенький, беспечный. И вот, когда он подрос, то попал однажды Хрющ в руки к повару из одного ресторана. И должен был принять лютую гастрономическую смерть, но сумел удрать - из-под самого ножа. Ошпаренный вдогонку кипятком, лег Хрющ под забором помирать - уж лучше так, чем быть съеденным, решил он.