Виктор Коклюшкин - Алло, Люся, это я! (сборник)

В газете ответ с радостью напечатали, и фамилия старого писателя снова выпорхнула на свет божий, как моль из шкафа. И пока он разгребал снег на дорожке, по которой никто к нему не ходил, и слушал свои любимые пластинки, к нему, в московскую квартиру, стали названивать из других газет: «Как вы оцениваете нашего претендента на Евровидение?» «Евровидение – это круто, – отвечал, хрипя и шепелявя, молодой балбес, – будь я помоложе, я бы счел за счастье быть в группе поддержки!» «Как вы относитесь к неравным бракам?» – «В нашей стране равных возможностей не может быть неравных браков!» – отвечал молодой обалдуй, наслаждаясь своим остроумием. «Ваше мнение о нетрадиционных методах лечения?» – «Все нетрадиционное, включая сексуальные отношения – это достижение цивилизации!» – хулиганил балбес.

Между тем звездные претензии завоевателя заметно поблекли, это издалека кажется (особенно глядя в телевизор), что в Москве артисты известные ходят толпами, а толпами ходят те, кто хочет быть известным. Ткнулся он туда-сюда и пообмяк. И когда позвонили из какого-то журнала и спросили: «Нет ли у вас чего новенького?», сам не понимая, что мстит за свой неуспех, сказал: «Есть. Только что из-под гусиного пера!» «Так дайте нам! – сказали ему. – Можете прямо на электронный адрес».

Несостоявшийся артист записал адрес, а текст взять где? Хотел чего-нибудь из Интернета слямзитъ – испугался. Застукают! Переписать из старья? Книги писателя стояли на полке, но вид у них был – посмотришь, и первая мысль о пенсии! Хотел уж было отказаться от затеи, да тут по телевизору в ток-шоу поэта увидел, а на поэте рубашка, как у него!

«А напишу-ка я сам! – осенило балбеса. – Про то, как приехал в Москву и про все здесь вообще!» А поскольку отвечать за написанное он не собирался, то стал шарашить на компьютере без оглядки.

И, худо-бедно, настругал повестушку. Компьютер ошибки исправлял, описание природы пародист тягал у Тургенева, афоризмы у Ларошфуко, стихи (а в повести были и они!) из антологии, он когда в книгу заглянул – их там много. Менял только слова «привольно» на «прикольно», «восхитительно» на «ох…»

Отослал, повыкаблучивался перед подружкой своей московской, а ей о чем ни толкуй – все одно. Скажешь: «В солнечной системе 250 миллиардов звезд» – она: «А сколько стоит “Пежо"?» Да и время в молодости бежит вприпрыжку. Кажется, впереди еще всего так много будет…

Короче, зябким полутемным утром отдал наш завоеватель ключи писательской сестре и потопал на вокзал. Будь в нем заряд писательского таланта, он бы горел думами о своем сочинении и ждал публикации, подгоняя часы и минуты; будь в нем коммерческая жилка – планировал, как срубить с этого дела бабки, но в нашем завоевателе были лишь мечты о красивой, в его понимании, жизни. И сидя в поезде у окна, он, успокаивая себя, думал, что быть артистом, конечно, классно, но бизнесменом все же лучше: ходить с элегантным кейсом, покупать акции, продавать, заключать контракты, а купив-продав-заключив – плыть куда-нибудь на белой яхте по голубому Средиземному морю. И, глядя в окно на заснеженные просторы, он мысленно был уже там – в море…

А старый писатель по утрам разгребал дорожку, если накануне был снег, по привычке садился за стол, писал что-то отрывочное, без жесткой арматуры сюжета, как бывало, а просто укладывал на бумагу увиденное, вспомянутое, слушал пластинки, иногда включал транзистор, и однажды, уже весной, попав на говорливую волну, услышал: «Второе дыхание, а можно сказать, новая творческая жизнь открылась у старого писателя Саврыгина. Мужественно отказавшись от набивших оскомину стереотипов, он не только принял сегодняшнее время, но и успешно отстаивает свое право на участие в литературном процессе наших дней».

Писатель до вечера просидел у приемника, крутил, перескакивая с волны на волну, но больше ничего про себя не услышал. Ночью долго не мог уснуть, думал: что бы это значило? И решил, что где-то что-то переиздали. А утром, подметая дорожку от крыльца к калитке, думал: «Нет, помнят еще Саврыгина! Саврыгина так просто не забудешь! Эта мутная пена исчезнет, а Саврыгин останется!»