Шен Бекасов: Банковская тайна

Я излил на него вторую порцию праведного гнева, объяснив, что девять месяцев полагается вынашивать ребенка, а не решение вбухать уйму денег в ценные бумаги.

– Так что мне делать? – опечалился Матвей.

– Продавать на хрен, – жестоко сказал я.

– Так эти облигации сейчас еще дешевле, – ужаснулся Матвей. – Мне же их в убыток продавать придется!

Я не успел ответить. Вошла секретарша и молча положила на мой стол распечатку из ленты новостей. Заголовок с пометкой «срочно!» гласил: «Совместное заявление Правительства Российской Федерации и Центрального Банка России». Я читал текст, преисполняясь его грустной и пафосной торжественностью. Кризис на мировых финансовых рынках… обострилась проблема управления государственным долгом… непомерным бременем для государственного бюджета… определенные трудности… приостанавливаются торги на рынке…

– Матюша, – нежно произнес я. – Продавать тебе уже ничего не придется…

Я посмотрел на часы. Было почти десять часов утра. 17 августа 1998 года, понедельник.

***

…Матвей рассчитался с долгами только девять месяцев спустя, что закономерно. Совместной жизни с Катенькой у него не вышло, потому что она его покинула в октябре 1998 года, когда его уволили по сокращению штатов из столь ненавистной ему торгово-закупочной фирмы. Из-за долгов родительскую квартиру пришлось разменять на нечто гораздо более скромное.

Планировать он, правда, не перестал. И срок его планов все тот же – девять месяцев. Когда он настраивается на лирический лад, то все так же посвящает меня в перспективы своей личной жизни. Правда, он не рассуждает больше о «хорошей жизни в двух шагах». И не ругает свою нынешнюю работу инженера на молочном комбинате. И скромной квартиркой своей вроде бы доволен…

Но совместную жизнь с некоей прелестью он все-таки планирует. Зовут ее Юленька, и про Кипр она даже и не заикается. Ей и так хорошо.

А тому, что он больше не советуется со мной по делу, я даже рад. И не говорите мне, что финансовый кризис – это всегда плохо. Я это знаю не хуже вас, а может, и лучше. Я знаю это хотя бы в силу своих профессиональных обязанностей. Но, знаете, иногда бывает и хорошо. Спросите у моего друга Матвея. Вон он как улыбается…

Вот вы спрашиваете, много ли пьют в банке… Можно подумать, что в банках работают не нормальные люди, а вечно страдающие от стрессов алкоголики или, наоборот, вечно озабоченные и сосредоточенные на прибылях трезвенники. В банках работают нормальные люди! Они пьют не много. Но часто. Почему часто? Потому что много чужих денег проходит через их руки. И пьют банковские служащие вовсе не от черной зависти или от непомерной ответственности, а от обилия объективных поводов выпить. Ну, чего вы ухмыляетесь? Хотите пример? Ради бога!

Знаете, что такое «непоставка»? Правильно: это когда вам должны поставить какой-то товар по договору, но не поставляют. Бывает еще хуже: то, что вам должны поставить, но не поставляют, вы в свою очередь должны поставить еще кому-то, причем в тот же день. А в банке это бывает еще хуже: то, что должно быть поставлено и не поставляется, как правило, принадлежит не банку, а его клиенту, который может и обидеться, навыставлять претензий и штрафов, после чего уйти на постоянное обслуживание в другой банк, попутно растрезвонив всему миру, какие в нашем банке работают дилетанты и жулики.

И вот представьте, что мы ждем из другого банка поставки ценных бумаг нашего клиента на несколько миллионов долларов, а эти ценные бумаги в свою очередь ждет от нас один серьезный иностранный банк… К трем часам дня становится ясно, что ценные бумаги, которые должны были поступить на наш счет в депозитарии, так и не поступили. Ребята из банка-поставщика божатся, что поручение на перевод ценных бумаг отправили, даже их курьер уже успел вернуться из депозитария с распиской о приеме поручения… Я звоню в депозитарий, где говорят, что никакого поручения не получали… «Кто-то из них нам мозги полощет,» – выдвигает предположение мой зам по расчетам. «Непоставка!» – шепчет начальник отдела международных операций, которому очень не хочется общаться с серьезным иностранным банком. В те пять минут, пока я напряженно размышляю, что делать, произносится еще много разных слов в адрес банка-поставщика и депозитария, но ни одного по делу. И ни одного приличного.

Я не буду утомлять вас нервной историей о том, как мы в испарине разыскивали эти чертовы ценные бумаги. О том, как готовились брать кредит под сумасшедшие проценты, чтобы на эти деньги накупить на открытом рынке по сумасшедшим ценам столько же и таких же ценных бумаг, которые потерялись. О том, как мой зам ездил в депозитарий хватать за грудки местных операционистов, а начальник отдела международных операций ездил в банк-поставщик хватать за грудки их курьера. О том, как в тот день мы истратили триста долларов на истерические разговоры по мобильным телефонам. О том, как я опустошал свой словарный запас английского языка, разъясняя лондонским коллегам, что все в порядке и они не видят ценные бумаги на своем счету по чисто техническим причинам. О том, как наш клиент опустошал свой словарный запас нецензурного русского языка, прося меня показать пальцем, кого именно из своих сотрудников я отдам ему на собственноручное растерзание…