Борис Привалов: Надпись на сердце

Обед кончался в молчании. Жена самоотверженно пыталась вспомнить — и не могла. Вечер тоже не принес никаких результатов. И только ложась в постель, она припомнила, что муж сказал ей о Евлампиеве. Действительно, разговор был. Ночью, крепко заперев дверь и заставив жену забраться под одеяло с головой, Тютькин прошептал:

— Между нами. Никому — ни гу-гу. Я лично считаю, что Евлампиев наш не того... Ясно?

И заснул.

Вот так же он спал и сейчас — счастливо улыбаясь, с сознанием выполненного долга. Ему было морально легко — что ни говори, а он тоже давно раскусил Евлампиева и оценил его по заслугам.

Наутро Тютькин мог смело глядеть в глаза сослуживцам и при случае многозначительно обмолвиться:

— А что касается Евлампиева, то я еще полгода назад сигнализировал кое-кому о его полной непригодности к руководящей деятельности.

Я знал одного человека, по фамилии Долдонов, который ухитрялся извлекать немалые для себя выгоды из борьбы с предрассудками.

Долдонов работал на скромной должности в одном из многочисленных учреждений нашего города. Работник он был не ахти какой, судя по тому, что ни одного буквально дня не проходило у него без какого-либо замечания со стороны начальства. То он опоздал с подачей важной справки, то перепутал цифры, то задержал какой-то протокол

Большие увядшие уши Долдонова даже не краснели, когда руководство пыталось пробрать его «с песочком». Глаза нерадивого сотрудника спокойно лежали за стеклами толстых очков, как в круглых коробочках. Голова его, впряженная в роговые оглобли, печально кивала, заранее соглашаясь со всем, что будет сказано.

Но так продолжалось только до-первой паузы. Как только руководство замолкало, чтобы перевести дух, Долдонов тихо произносил:

— А все почему происходит? Из-за соли рассыпанной. Нынче поутру солонку я перевернул. Верная примета: к ссоре. Если левой рукой перевернешь — то к ссоре в семье, а если правой, то на работе. А я именно правой. И как в воду глядел. Нахлобучка.

— Ну что вы, Долдонов, — смущался начальник, — это же типичное суеверие. Пережиток, так сказать. Мистика-идеалистика. Даже несолидно от вас такие слова слышать. Не ожидал.

— Пусть мистика, я ожидал неприятностей по службе, — обреченно поблескивая нулями очков, вздыхал Долдонов. — Потому — соль. Верная примета.

— Да бросьте вы говорить глупости, — снова сердилось руководство.

— Вот-вот, опять серчаете. Опять, следовательно, неприятности у меня будут. Приметы — они... вчера, например...

— Да что вы на самом деле! — уже беспомощно произносило начальство. — Поймите же, вздор эти ваши приметы. Никаких неприятностей у вас не будет. Идите.

«Черт знает что, — мысленно ругался начальник. — Поставишь ему на вид — совсем погрязнет человек в предрассудках. Нет, нужно ему доказать, что приметы — чепуха. Он про соль рассыпанную, а ты ему что-нибудь приятное».

И когда на следующий день Долдонову опять грозила проработка, начальник осторожно спросил его:

— А как нынче, никаких неприятностей не ждете?

— Жду, — твердо сказал Долдонов.

— Опять соль?

— Нет, на картах гадал. Верное дело, рекомендую. Все как на ладони — и настоящее и будущее. И вот грядущий выговор от вас предсказан.

— Так не будет вам выговора! — злорадно закричал начальник. — Наоборот...

— Благодарность? — оживился Долдонов.

— Рановато, братец.

— Так я и предвидел...

— Вот удовлетворили ваше ходатайство об отпуске в сентябре и бесплатную путевку на юг даем. Ну, врали карты?

— С таким чутким руководством, — прочувствованно молвил Долдонов, — просто растешь духовно. Еще годик-другой, и я эти проклятые пережитки в себе окончательно задушу. А карты, даю слово, порву и гадать на них никогда не буду...

...На днях я видел Долдонова в букинистическом магазине. Он просил оставить ему, ежели попадется, сборник народных примет и поверий.

— Очень большое значение для меня это имеет, — пояснил он. — А то, знаете, трудно стало — примет не хватает... А до пенсии еще три года тянуть.

И его глаза-нули хитро блеснули.

— У меня, — сказал директор Дворца культуры, — сорок коллективов. Начиная с народного театра и кончая кружком балалаечников младшего школьного возраста. И все работают хорошо. Никаких жалоб, никаких ЧП. А вот сорок первый кружок — сплошное беспокойство. Двадцать две жалобы. Три комиссии приезжали, расследовали. Нарекания со всех сторон. В городе со мной многие не здороваются. Вот какие дела! И кстати, именно этот кружок и признан лучшим. Вот она, взгляните, грамота областного масштаба. Читайте: «Лучшему коллективу Дворца культуры, кружку кулинаров...» Не удивляйтесь, именно кулинары наш самый знаменитый и беспокойный кружок. Девчата пришли в комитет комсомола и сказали: «Скоро замуж выходить, а готовить как следует мы не умеем! Хотим учиться!»