Сергей Шапурко - Два миллиона (сборник)

– Доченька моя родная, – запричитал старик, – Надо ж ей было выйти за этого капиталиста! Говорил я ей, не связывайся ты с этим буржуем недобитым. Так нет же! Люблю его, говорит, жить без него не могу!

– Стоп, стоп, стоп! Дедушка давайте так: мы зайдем, вы нам расскажете все подробности, а мы вам дадим денег на лекарства, – сказал Тони. Но еще раз осмотрев подвижного старика, добавил: – Или на развлечения, как вы сами захотите.

Дед про деньги понял и пригласил американцев в дом.

– Наливочки домашней не желаете? Чистый нектар!

– Как вас зовут, уважаемый?

– Петр Никонович Попугайкин.

– Петр Никонович, времени у нас мало и поэтому просим вас перейти к сути вопроса.

– А вы не шпионы? По-русски что-то не чисто говорите, – подозрительно прищурился дед.

– Нет. Мы обыкновенные американцы. Ваш зять – наш партнер по бизнесу. Нам необходимо обсудить с ним некоторые вопросы.

Джон, не принимавший участия в разговоре, взял со стола, рядом с которым он сидел в кресле, альбом. Развернув его, он обнаружил там почтовые марки.

Старик, увидев это, тут же забыл про Тони и сказал, обращаясь к Джону:

– Моя гордость – Ленинская серия!

Подойдя, он стал тыкать морщинистыми пальцами в марки, подробно рассказывая о каждой. Отвлечь его от этого занятия, не представлялось никакой возможности, и трастовцы решили, что пусть дед выговорится.

– Вот эта марка с изображением юного Володи Ульянова была выпущена к юбилею пионерской организации. А тут изображен Ленин на броневике, номинал марки пять копеек, но ее нынешняя стоимость равняется сорока тысячам рублей.

– Пяти долларам, – пояснил Тони Джону.

Войдя в раж, Петр Никанорович стал вполне походить на работника провинциального музея, находящегося на низкооплачиваемой должности экскурсовода. Стоит заметить, что обстановка квартиры существенно отличалась от внутреннего убранства нищих музеев. Здесь были и великолепные хрустальные люстры и итальянская мебель, персидские ковры и многое другое, что выгодно отличало жилище Соскачева от запущенных хранилищ древности.

– Здесь Ленин и Надежда Константиновна, марка выпущена к Международному женскому дню. А, вообще, друзья, у меня есть места, – Петр Никанорович засиял и, перейдя на доверительный шепот, поведал: – Хочу создать универсальную марку, чтобы имела она хождение во все мире.

– Она уже есть. Это – долларовая банкнота, – сухо сказал Тони, взял у Джона двадцатку и протянул деду, – Давайте все-таки вернемся к цели нашего визита.

Старик осторожно взял деньги, нашел кляссер с марочными блоками и в одну из ячеек вставил банкноту.

– Петр Никонович, это – деньги. Их не хранить, их тратить надо. Хотя… Как вам угодно. Итак?

– А что тут рассказывать? Неделю назад пришел Ваня домой. Задумчивый какой-то пришел. Я ему: «Давай. В шахматы сыграем». Он: «Некогда сейчас, дел много». А сам вещи в чемодан складывает. Потом рубашку снял и тужурку с карманами на тело надевает. Я – ему: «Ты, Ваня, куда собрался?». А он мне: «В командировку дескать поеду». «Как же, – говорю. – Ты хоть Катю дождись. Попрощаетесь». «Я ей позвоню». И пропал. Вот так. С тех пор о нем ни слуху, ни духу.

– А его жена, ваша дочь, где сейчас?

– Так его же искать поехала.

– Куда?

– В Краснодар, вроде бы.

– А почему именно туда?

– У нее подруга в кассах самолетных работает. Через ту узнала, что Ванька туда билет брал.

– Она вам звонила? Может быть, она уже мужа нашла?

– Один раз звонила. Нету еще Ваньки.

Американцы попрощались с дедом-филателистом и направились в гостиницу.

– А где этот Краснодар находится? – спросил уже в номере Джон.

– Где-то на юге России. Там, кстати, недалеко находится станица Новопокровская. В ней проживали когда-то мои родственники по материнской линии. Возможно, они еще живы.

– И что же нам делать? – упавшим голосом спросил Джон.

Время, проведенное в России, довольно заметно преобразило его как внешне, так и внутренне. Со щек ушел румянец, из глаз – блеск. Металлический голос дал трещину и уже не обладал прежней категоричностью. Уверенность в себе испарилась как легкое облачко в солнечный день. Руководство экспедицией легко, без нажима, перешло к Энтони. Тот был более изобретателен, знал язык и довольно быстро разобрался в особенностях российской жизни.

– «Что делать?», «Что делать?» – передразнил он Джона, – Искать будем!

– Да, Энтони, я хотел тебе сказать, что если мы найдем мои деньги, то двести тысяч – твои.