Алексей Свешников - Про кошку и собаку

Я взглянул на Марину, та жестом попросила меня подождать минут пять, и удалилась на проработку.

— Дело принимает серьёзный оборот, мы же не ангелы, в конце концов. — Напомнила мне собака. Кошка была более лаконична:

— Команчи будут мстить!

Меня вдруг как-то резко это всё заебало, и я решительно направился в Маринину квартиру.

— Ни кошек, ни собак! — Пенс разорялся, аж на лестничной площадке было слышно.

Я вошёл, за мной гурьбой скакала группа поддержки, как пехота за танковым клином.

Марина с красными от расстройства глазами беспомощно развела руками.

— Попробуй ты убеди…

И ушла в нашу квартиру.

— Дедушка, — начал я вежливо, — Вы лишили нас санузла и теперь узурпировали запасной!

— Речь не о вас, а об этих! — Дед махнул рукой на «команчей».

— Они члены нашей семьи, такие же, как и вы, не надо устраивать скандал из ничего.

Дед разнервничался, и схватился за стакан с водой.

Я хотел ещё что-то аргументировано изложить в устной форме, но меня опередили:

— А я ща ему в галоши насру, вот тогда по-другому запоёт.

Это могла сказать только кошка.

Дед как стоял, так и ёбнулся прямо со стаканом. Хорошо Екатерина Ивановна была в самой дальней комнате!

— Стакан не выронил, старой закалки человек. — Восхитилась собака.

А я бросился за нашатырём, хорошо запас есть, но на лестнице меня ждал «вольник».

— Такая нормально?

— Какая «такая»?

— Лампочка.

Я осознал, что всё это он произносит, крутя у меня перед носом этой ёбаной лампочкой. Как будто мне в глаз её хочет вкрутить!

Пока я думал, что ему ответить, бежавшая «вторым темпом» кошка на ходу бросила:

— С дороги «протеин». Понаебут же уродов!

Интересно, сколько же он весил? Потому что, когда он плашмя пизданулся об пол, дом ходуном заходил. Лежит как покойник со свечкой, только в место свечки — лампочка. Хули говорить — хайтек. Я, реально, удивился, что лампочка при этом не разбилась.

Надо будет таких же купить, что-ли?

Тут же вспомнил, что совсем забыл об отдающем концы «Иваныче».

Найдя нашатырь, и, открыв его, на бегу отлил (нашатыря) немножко в ноздрю «вольнику». Тот подскочил как ракета из шахты, и, ошалело крутя головой, ломанулся к себе.

«Хуй с ним, объясню потом, что глюки из-за анаболиков», думал я, приводя в чувство старика.

Тот, открыв глаза, долго молчал.

— Ну, чего-нибудь скажите уже, сиси не мните… — Попросил я.

— Это правда?

— Что «это»?

— Она говорит?

— Вы о чём?

— О кошке, мне показалось, что она мне обещала в калоши насрать.

— Если не пустите в туалет, то вполне возможно, что вы угадали её желания.

— Пускай идут…

И дед, кряхтя, удалился.

Всё это время Марина была на балконе.

— Ну, как там? — с тревогой спросила она. — Что-то так грохнуло, я испугалась даже!

Я долго смотрел на неё, подбирая слова.

— «Наши» победили. — Успокоил я её.

— Как всегда?

— Как всегда!

— Новый год на носу, а у нас ни ёлки, ни оливье, — сказала собака.

— Ёлка и ниебёт, — поддакнула кошка.

Смотрю на них — натуральные засранцы. В переносном, конечно, смысле. С гигиеной у них почище чем у некоторых двуногих. А вот по части разводилова — это колбасой не корми!

— Вы же майонез не жрёте?!

— Нам ёлка нужна, а оливье это для тебя, чтоб спать помягче было.

— Без намёков! Я пить между прочим, бросил.

— От темы не отходим, вернёмся к зелёной красавице, — поправляет кошка.

— Ну собирайтесь, пойдём за ёлкой.

— Не, мы в тылу останемся.

— Предатели!

— Ёлки обычно возле станций метро продают, — намекает собака.

— Метро, это под землёй, — подсказывает кошка.

Делать нечего, пошёл в спальню. Одному-то идти не хочется.

Давно уже зима не баловала хорошей погодой. Всегда у нас слякоть под тридцать первое число. А тут как у Пушкина- мороз, солнце, день чудесный. Правда, это из окна.

Бужу Марину.

— Вставай подруга, труба зовёт.

— Может хватит уже?

Но без злобы, а с лучезарной такой, сонной улыбкой.

— Не, за ёлкой пойдём.

— У тебя одни ёлки-палки на уме.

— Палки вечером, — говорю, — А утром — ёлки!

Морозец грызанул за щёки. И мы с Мариной бодро поскакали в направлении предполагаемого ёлочного базара. Кругом сновали, гружёные сумками, ёлками, и прочей хернёй, горожане. Я вообще не сторонник всего этого удалого размаха, с каким у нас принято праздновать что бы то ни было. Хотя новый год уважал. Было в нём что-то бесконечно домашнее и сентиментальное. Последние годА, правда, я банально просыпал торжественный бой курантов. И не по причине синевы, как могли бы предположить многие. Просто перестал относиться к этому моменту с детской надеждой на лучшее. Привычка быть кузнецом своего счастья слишком рано победила во мне Деда Мороза.