Проснувшись к полудню, я установил: во-первых, что все мои чуваши таинственно исчезли, оставив засунутую в мой сапог записку весьма невразумительного содержания: «Товарищ Гашек. Много помощи искать туда, сюда. Товарищ Ерохимов секим-башка»; и во-вторых,— что товарищ Ерохимов с утра потеет над составлением своего первого приказа к населению города.
— Товарищ адъютант,— обратился он ко мне.— Как вы думаете, так будет хорошо?
Из груды проектов приказа он взял листочек с перечеркнутыми строками и вставленными словами и начал читать:
«Всему населению Бугульмы!
В связи с занятием мною Бугульмы с сегодняшнего дня я беру управление городом в свои руки. Бывшего коменданта за неспособность и трусость я отстраняю от должности и назначаю его своим адъютантом.
Комендант города Ерохимов».
— Да, здесь сказано все,— похвалил я.— А что вы собираетесь делать дальше?
— Прежде всего,— ответил он торжественно и важно,— объявлю мобилизацию конского состава. Потом прикажу расстрелять городского голову и возьму десять заложников из местной буржуазии. Пусть сидят в тюрьме до окончания гражданской войны... Затем я произведу в городе повальные обыски и запрещу свободную торговлю... На первый день этого хватит, а завтра еще что-нибудь придумаю.
— Разрешите мне сказать,— попросил я.— Не имею решительно никаких возражений против мобилизации конского состава, но решительно протестую против рас стрела городского головы, который встретил меня хлебом и солью.
Ерохимов вскочил.
— Вас встречал, а ко мне даже не изволил явиться!
— Это можно исправить. Пошлем за ним. Я сел к столу и написал:
«Комендатура города Бугульмы,
№ 2891
Действующая армия. Городскому голове города Бугульмы.
Приказываю вам немедленно явиться с хлебом и солью по старославянскому обычаю к новому коменданту города.
Комендант города Ерохимов. Адъютант Гашек».
Подписывая это, Ерохимов добавил: «В противном случае будете расстреляны, а дом ваш сожжен».
— На официальных бумагах,— заметил я,— не пола гается делать подобных приписок, иначе они будут не действительны.
Я переписал послание, восстановив первоначальный текст, дал Ерохимову на подпись и отослал с вестовым.
— Затем,— обратился я к Ерохимову,— я категорически возражаю против того, чтобы посадить в тюрьму и держать там до окончания гражданской войны десятерых заложников из местной буржуазии. Такие вещи решает лишь Революционный Трибунал.
— Революционный Трибунал,— важно возразил Ерохимов,— это мы. Город в наших руках.
— Ошибаетесь, товарищ Ерохимов. Что такое мы? Ничтожная двоица — комендант города и его адъютант.
Революционный Трибунал назначается Революционным Советом Восточного фронта. Понравилось бы вам, если бы вас поставили к стенке?
— Ну, ладно,— отозвался со вздохом Ерохимов.— Но повальные обыски в городе — этого-то уж нам никто не может запретить.
— Согласно декрету от 18 июня 1918 года,— ответил я,— повальные обыски могут быть проведены лишь с санкции Местного Революционного Комитета или Совета. Поскольку таковой здесь еще не существует, отложим это дело на более позднее время.
— Вы просто ангел,— нежно сказал Ерохимов.— Без вас я пропал бы. Но со свободной торговлей мы должны покончить раз и навсегда!
— Большинство из тех,— продолжал я,— кто занимается торговлей и ездит на базары,— это крестьяне, мужики, которые не умеют ни читать, ни писать. Чтобы прочесть наши приказы и понять, о чем в них идет речь, им нужно сначала научиться грамоте. Думаю, что прежде всего мы должны научить все неграмотное население читать и писать, добиться, чтобы они понимали, чего мы от них хотим, а потом уже издавать всякие приказы, в том числе и о мобилизации конского состава.
Ну, вот скажите мне, товарищ Ерохимов, зачем вам нужна эта мобилизация лошадей? Ведь не собираетесь же вы превратить пехотный Тверской полк в кавалерийскую дивизию. Учтите, что на это существует инспектор по формированию войск левобережной группы.
— Пожалуй, вы опять правы,— снова со вздохом согласился Ерохимов. — Что же мне теперь делать?
— Учите население Бугульминского уезда читать и писать,— ответил я.— Что же касается меня, пойду посмотрю, не вытворяют ли ваши молодцы какие-нибудь глупости, да проверю, как они разместились.
Я вышел из комендатуры и отправился в обход по городу. Солдаты Тверского революционного полка вели себя вполне прилично. Никого не обижали, подружились с населением, попивали чай, ели «пеле-меле», хлебали щи, борщ, делились своей махоркой и сахаром с хозяевами — словом, все было в порядке.
Читать дальше