Ярослав Гашек - Все рассказы о коменданстве в Бугульме

В это время я получил телеграмму от Революционного Военного Совета Восточного фронта: «Сообщите количе­ство пленных. Последняя телеграмма о большой победе под Бугульмой неясна. Направьте Петроградскую кава­лерию под Бугуруслан к Третьей армии. Сообщите, вы­полнено ли все, что было в последней телеграмме, а так­же, сколько выпущено номеров пропагандистской газеты на татарском и русском языках. Название газеты. Пошли­те курьера с подробным отчетом о своей работе. Твер­ской Революционный полк направьте на восточные пози­ции. Составьте воззвание к солдатам белой армии с при­зывом переходить на нашу сторону и разбросайте его с аэроплана. Каждая ошибка либо невыполнение отдель­ных пунктов карается по законам военного времени».

Вслед за тем пришла новая телеграмма: «Курьера не посылайте. Ожидайте инспектора Восточного фронта с начальником Политического отдела Революционного Во­енного Совета и членом Совета товарищем Морозовым, которые облечены всеми необходимыми полномочиями».

Товарищ Ерохимов был как раз у меня. Прочтя по­следнюю телеграмму, я подал ее Ерохимову, чтобы по­смотреть, какое впечатление произведет на него такая страшная инспекция, которую он все время жаждал вызвать.

Чувствовалось, что в нем началась тяжелая внутрен­няя борьба. Какая великолепная возможность отомстить мне, восторжествовать надо мною!

Проблеск радостной улыбки, который в первый мо­мент заиграл на его лице, вскоре все же исчез, уступив место выражению озабоченности и душевного терзания.

— Пропал, голубчик,— произнес он печально.— Не сносить тебе буйной головушки.

Он принялся шагать по канцелярии и напевать мне тоскливым голосом:

Голова ты моя удалая,

Долго ль буду тебя я носить...

Затем он уселся и продолжал:

— Я бы на твоем месте удрал в Мензелинск, оттуда в Осу, из Осы — в Пермь, а там — поминай как звали... Передашь мне командование городом и фронтом, а я уж тут наведу порядок.

— Мне кажется, что у меня нет оснований опасать­ся,— заметил я.

Ерохимов выразительно свистнул.

— Нет оснований опасаться! А ты мобилизовал кон ский состав? Не мобилизовал. Есть у тебя где-нибудь заложники из местного населения? Нет. Наложил ты контрибуцию на город? Не наложил. Посадил контрре волюционеров? Не посадил. Нашел ты вообще какого-нибудь контрреволюционера? Не нашел.

А теперь скажи мне еще: приказал ты расстрелять хотя бы одного попа или купца? Не приказал. Расстре­лял бывшего пристава? Не расстрелял. А бывший город­ской голова жив или мертв? Жив.

Ну, вот видишь! А ты еще говоришь: «Нет оснований опасаться». Плохо твое дело, браток!

Он снова поднялся, начал ходить по канцелярии и на­свистывать:

Голова ты моя удалая,

Долго-ль буду тебя я носить...

Потом он схватился за голову и, пока я спокойно наблюдал, как копошатся тараканы на теплой стене у печки, бегал от окна к окну, от окон — к дверям и при­читал:

— Что делать! Что делать! Пропал, голубчик! Не сносить тебе буйной головушки!

Побегав так около пяти минут, он с безнадежным ви­дом опустился на стул и произнес:

— Тут уж, действительно ничего не поделаешь! Если бы ты хоть мог сказать, что у тебя тюрьма переполнена. А кто у тебя там есть? Да никого. Или если бы по край­ ней мере ты мог показать инспекции, что спалил какой- нибудь дом, где скрывались контрреволюционеры. Так ведь ничего же нет! Совершенно ничего! Даже обысков в городе не произвел... Люблю я тебя, но, говоря откро­венно, мнение у меня о тебе самое неважное.

Он встал, опоясался ремнем, засунул за ремень револь­вер, кавказский кинжал длиною в полметра, подал мне руку и сказал, что поможет мне; пока еще не знает, ка­ким способом, но наверняка что-нибудь придумает.

После его ухода я отправил в Симбирск ответную телеграмму:

«Количество пленных выясняется. Подвижность фронта и отсутствие карт не дают возможности подроб­но описать победу под Бугульмой. Инспекция уточнит все на месте. Издание газеты на русском и татарском языках связано с трудностями: нет татарских наборщи­ков, не хватает русских шрифтов, белые забрали с собой печатный станок. Когда в Бугульму прибудет авиационный парк, смогу разбрасывать воззвания к солдатам бе­лой армии с аэроплана. Пока что сижу без аэроплана. Тверской Революционный полк находится в городе, в резерве».

Спал я в эту ночь сном праведника. Утром ко мне явился Ерохимов и сказал, что уже кое-что для моего спасения он придумал. Провозился с этим всю ночь.