Михаил Маковецкий - Героин

— Насколько я знаю Ахмеда, он вполне зрелый мужчина и сам способен сказать девушке все, что считает нужным. И потом, в свете вами сказанного, весь этот фейерверк в городских банях мне кажется не совсем понятным.

— Воспитанному в мусульманских традициях мужчине чрезвычайно сложно ухаживать за русской девушкой. Так вы берете паспорт?

— Будучи сообразительным поленом я все понял. Я беру паспорт, но ничего не обещаю. Я с ней поговорю.

— Естественно.

— И еще. Мне меньше всего хотелось бы вмешиваться в чью-то личную жизнь, Саранча, но мне просто жаль Ахмеда. Он парень, в сущности, не плохой, по моему мнению. Никогда бы не подумал, что может уснуть голым, положив голову в торт, и с пистолетом в руках. Да еще в бане. В свои двадцать пять лет она конченная наркоманка и проститутка. Как с ней можно жить?

— Все это Ахмед знает. Как и знает и то, что у нее красивое белое тело, а все остальное настоящего мужчину интересовать не должно. Он с ней познакомился, как с проституткой, а героин она попросила у него помимо причитающейся ей платы. Ахмед просто закроет ее в своем доме минимум на год, и проблема проституции и наркомании отпадет само собой. А если потребуется, то и на десять лет. А фактор красивого белого тела останется. Ее мама сможет с ней встречать только в присутствии Ахмеда во избежание эксцессов. Так что принести ей порошок, чтоб доченька не мучилась, пусть даже и не пытается. Ахмед кремень, два года назад он выдержал контрольный выстрел в голову. Раз он так сказал — он так и сделает. В конечном итоге она же сама будет благодарна Ахмеду, уверяю вас.

— А то, что она реальная штурмовая скинхедка и на заднице у нее вытатуирован лозунг «Черных в зад» его не смущает?

— Не смущает. Татуировку он закрасит. А потом это его никак не касается, он не черный, он узкопленочный.

— Действительно, я не подумал. Любовь, старые, добрые традиции, густо разведённые на слезах и соплях, романтические встречи в бане со стрельбой… Наверно я старею, Саранча. Недавно я впервые выбрался на Кипре. Целый день на пляже, больше там делать нечего. Средиземное море, тепло, вода соленная, чайка капнула из под облаков мне в стаканчик с кока-колой… А глаза закрою — девушки с веслами стоят. И бабушку свою вспоминал почему-то, уже и не помню, в каком году она умерла. И я уже старый, за новинками высокой моды не слежу. Скажу вам откровенно, Саранча, мои трусы произведены еще при советах, где-то в 89-ом году, изначальный цвет Южная ночь. Видимо я собрался повторить сей скорбный путь моей бабушки.

— Пожилой следователь, что-то вы сегодня изъясняетесь в высшей степени несознательно. Может быть скушали что-то не свежее? Метеоризм — это чума XXI века, вы не должны себя так запускать. Однажды Ахмед затащил меня в баню, где познакомил со своей будущей невестой. Так та с жаром утверждала, что Ленина убили канцерогены. Кто знает, может быть она была права, а мы этого обстоятельства недооценивали. Кстати, я понимаю Ахмеда. Когда его невеста медленно, вихляющей походкой, держит путь к выходу из сауны, а рядом Ахмед, в валенках и вспотевший от счастья…

— Да нет, вы не подумайте чего, Саранча. Я рад, что Ахмед сделал правильный выбор. И не надо обращать внимание на мои рассуждения инвалида детства на тему вечной любви. И за диету мою не надо волноваться. Сегодня в обед я покушал украинский борщ с пампушкой и свинину «по-французски». Это такая свинина с дымком под шубой из жаренного лука с грибами. Запил чаем, съел эклер. А потом еще задорно икал и просил добавки. Все было свежее, я убежден. И без всяких там мутировавших чипсов. От такой еды вреда здоровью быть не может, максимум — самые густые в мире брови вырастут. Так что дело тут не в этом.

— Так что же с вами случилось, черт подери!

— Вы знаете, Саранча, я один эпизод вспомнил. Дело было давно, я в Высшей Школе Милиции к учился, к экзаменам готовился. А под окнами нашей общаги какой-то кавказец целую ночь бибикал. У него клаксон какой-то особенный был, визжал ужасно. Он таким образом девушек завлекал, что в нашем общежитии жили. А тогда, напомню, автомобиль «Жигули» являлся самым ярким символом богатства. И вот однажды, на бибиканье его «Жигулей» под окнами, с 15-го этажа нашей общаги, на этот «Жигуль» легко выпорхнул лом с привязанными для аэродинамики колготками. Этим ломом мы лед возле общежития скалывали, а колготки мне девочки безвозмездно пожертвовали, тоже тогда дефицитом были, между прочим. И, надо сказать, оный оперенный лом дело свое сделал справно — от крыши и на сантиметров двадцать в землю, то есть в асфальт, через всю вертикаль автомобиля, и непосредственно за спиной «шофэра»! И вот недавно я вдруг с ужасом понял, Саранча, что сегодня я терпимее стал и так бы, наверное, не поступил. Это ли не признак старости?