Андрей Шляхов - Из морга в дурдом и обратно

Елене удалось сделать главное: заронить в душу, а точнее, в разум Данилова, зерно сомнения в правильности принятого им решения. Это не просто огорчало, а бесило Владимира. Ему непросто было решиться изменить свою жизнь, и ему не хотелось снова переживать этот процесс. К тому же Данилов всю жизнь старался быть последовательным: коней на переправе не меняют, отмерил семь раз — режь, не задумываясь!

Само собой, он не собирался к психоаналитику. Чего ради идти на исповедь к постороннему человеку, когда можно самостоятельно разобраться со своей жизнью? Владимир думал, что Елена предложила консультацию лишь для того, чтобы задеть его, уязвить. Зачем ей это было надо, Данилов понимал или ему казалось, что понимает. Гораздо проще изменять психу, чем нормальному, любящему человеку. Елена никогда не была стервой и вряд ли стала бы таковой, но угрызения совести нередко побуждают очернить ближнего ради того, чтобы почувствовать себя лучше. Пустяки, дело житейское.

Может, и обычное, но очень обидное для того, кого хотят сделать козлом отпущения. Однако и рвать отношения сразу и навсегда не очень хотелось. Хватит, расходились уже в разные стороны, чтобы потом, уже будучи взрослыми людьми, сойтись снова. Не надо повторять ошибок прошлого…

План вырисовывался простой, ясный и четкий. Елена заслуживала последнего шанса, и Данилов решил ей это предоставить. Он не станет больше пытаться сблизиться, но и не уйдет прямо сейчас. Не исключено, что Елена одумается. Не исключено, что она раскается, поймет, как и насколько была неправа, и тогда Владимир предложит забыть обо всем, что произошло и они станут жить еще лучше, чем раньше.

От меньшего стола врач с помощником вернулись к большому, секционному, и принялись вдвоем ворочать изрядно полегчавший труп.

— С обугленными трупами мороки очень много, — прокомментировал Астраханцев. — Их всегда исследуют очень тщательно, чтобы не пропустить ненароком каких-либо прижизненных повреждений, которые под воздействием огня частично или полностью утрачиваются.

— И очень полезно после работы с органами вернуться к телу и осмотреть его, — добавил врач, не прекращая своего занятия. — А то глаз замыливается…

С негромким треском от трупа отделилась правая голень и осталась в руке ассистента.

— Поаккуратней! — шикнул на него врач.

— Я аккуратно, — гнусаво огрызнулся помощник, кладя конечность на стол.

— Он сам тебе ее отдал? Неужели?

— Как будто я живому ногу оторвал! — возмутился ассистент. — Он уже свое оттанцевал и отбегал, ему теперь полный комплект конечностей ни к чему. Тем более что гроб все равно закроют, чтобы никто нашего красавца не видел.

— Можно взглянуть? — Данилов посмотрел на Астраханцева.

Тот кивнул. Данилов осторожно взял ампутировавшуюся часть ноги, неожиданно легкую. Голень отделилась прямо по коленному суставу — кости не ломались, просто одна отошла от другой. Хрустела, разрываясь, высушенная плоть.

Ира подошла поближе, но в руки конечность брать не стала. Только прошептала:

— Ты что? Без перчаток?

Только сейчас Данилов вспомнил, что забыл надеть перчатки. Обычно он одевался в предбаннике, но сегодня, когда Астраханцев сказал, что ординаторы будут только смотреть на вскрытие, делать этого не стал — вроде как было незачем.

— Ничего страшного, — острота слуха доцента Астраханцева была поистине поразительной. — Отпечатки ваших пальцев не заведут следствие в тупик.

— Да и следствия не будет, — сказал судебный эксперт. — Нарушение мозгового кровообращения со всеми вытекающими. Сигарета, наверное, упала на пол…

— Почему именно сигарета? — сразу же спросил Астраханцев.

— А почему бы и нет? — Врач мотнул головой в сторону стола с органами. — Только на последнем в своей жизни пожаре он так легкие не закоптил бы. Сигарета упала на ковролин или что у него там дома лежало, а сам свалился рядом… Лучше бы он, конечно, упал бы на сигарету — нам бы легче было, но, увы — чего не случилось, того не случилось…

— Ну, как вы, довольны пребыванием на нашей кафедре? — спросил Астраханцев после вскрытия, уже у себя в кабинете.

— Да, — тряхнула головой Ира.

— Довольны, — подтвердил Данилов.

— Тогда оставшиеся два дня можете считать библиотечными, — объявил доцент. — Или выходными — это уж как желаете. Я с завтрашнего дня буду плотно занят.

Они раскланялись напоследок, уверив друг друга во взаимном почтении, и расстались.