Андрей Шляхов - Из морга в дурдом и обратно

— А что случилось? — От волнения у Елены перехватило дыхание. — Какое обострение? Почему?

— Как выяснилось, ваш муж целенаправленно саботировал лечение. Не пил таблетки, а выбрасывал их. В результате ему стало хуже. Сегодня утром он набросился на медсестру в коридоре…

— Как «набросился»? — ахнула Елена. — Хотел ударить?..

— Точно не могу сказать, но инцидент имел место. Мы провели с ним успокаивающую беседу, во время которой разъяснили необходимость строгого соблюдения назначенного лечения…

Тамара Александровна говорила так, словно читала историю болезни. «Провели беседу», «разъяснили необходимость строгого соблюдения назначенного лечения»… Небось сидит сейчас и дневники в историях пишет.

— В итоге он попытался самовольно уйти из отделения, впал в буйство в коридоре и в результате был помещен в надзорную палату.

— А что вы там с ним делаете? — Елене представился Данилов, завязанный в смирительную рубашку, со свежими следами побоев на лице.

— Он спит под наблюдением опытной медсестры. Отоларинголог его уже смотрел.

— А при чем здесь отоларинголог?

— Во время буйства ваш муж ударился носом о пол. Ничего страшного, не волнуйтесь.

«Сама ты, оказавшись на моем месте, наверное бы не волновалась», — с неприязнью подумала Елена, но спросила другое:

— А как долго он там пробудет?

— Не люблю строить прогнозов. Звоните завтра, примерно в это же время, возможно, я смогу сказать что-то более определенное. До свидания.

— До свидания.

Ну и день сегодня. Бедный Вовка, черт его дернул буйствовать. Должно быть, медсестра сказала ему что-то обидное… Или даже обругала.

Потянуло на люди. Нахождение в обществе дисциплинирует, а то того гляди разрыдаешься. Елена посмотрелась в зеркало, оценивая свой внешний вид, сочла его сносным и направилась в диспетчерскую, в расстроенных чувствах позабыв запереть на ключ дверь своего кабинета.

Из диспетчерской — в гараж, из гаража — к старшему фельдшеру, тут еще сестра-хозяйка начала вопить, что у нее украли две новые простыни… Обычный рабочий день — суматошный и бестолковый. Пообедать так и не дали.

«Ничего, перехвачу что-нибудь по дороге», — решила Елена, выезжая с подстанции за полтора часа до встречи. Перед разговором, который, вне всякого сомнения, должен был оказаться важным, следовало отвлечься от суеты, собраться с мыслями и «прокачать» возможные варианты. Все это очень хорошо получалось у нее за рулем. Едешь себе и, вместо того чтобы слушать радио, думаешь.

Вариант первый, он же самый невероятный — Михаил Юрьевич пленился ее очарованием и решил закрутить служебный роман. Елена потянулась, чтобы увидеть свое лицо в зеркале заднего вида, и в целом осталась довольна. «Есть еще порох в пороховницах», — как говорил гоголевский Тарас Бульба.

Но навряд ли главный увлекся ею. Не в его правилах. Михаил Юрьевич — карьерист старой закалки, и роман с кем-то из подчиненных для него табу. Слишком уж много неожиданностей таит в себе подобная связь. Правда, поговаривают, что в больнице, которой Михаил Юрьевич руководил до прихода на «скорую», у него была постоянная пассия с одной из кафедр. Но сказать можно все, что взбредет в голову. Ее вон тоже подозревают в связи с Калининым, даже какие-то подробности рассказывают. Смешно.

Ладно — любовь и вся прилагающаяся к ней морковь отпадает. Что еще? Вариант второй — недостатки, упущения, нарушения. Проколы, одним словом. Проколы есть у всех, и она не исключение, но, кажется, за последние месяцы ничего из ряда вон выходящего не было. Показатели так вообще лучшие по региону, комиссия из департамента была, осталась довольна, Госнаркоконтроль разок нагрянул с проверкой — ничего не нашел, да и вообще…

Да, были две довольно резонансные жалобы в департамент — от выжившей из ума старухи, как на грех оказавшейся чьей-то там первой учительницей, и от отставного подполковника с чудесной фамилией Разгильдяев.

Старуха жаловалась на то, что «скорая» не приезжает к ней на вызовы. Спасибо соседям по лестничной площадке — подтвердили приезды и даже со временем не напутали. Хорошо, что во всех трех остальных квартирах на этаже жили пенсионерки, верные члены братства подслушивающих, подглядывающих и вынюхивающих.

С отставного подполковника Разгильдяева бригада вымогала деньги за госпитализацию. Денег подполковник не дал и в результате вместо своего родного госпиталя оказался в приемном сто шестьдесят восьмой больницы, местной «кузницы здоровья». Там он закатил скандал (мочекаменная болезнь — она вообще взвинчивает нервы), ушел под расписку и с ближайшей троллейбусной остановки снова вызвал «скорую», надеясь на этот раз оказаться там, где хотелось. Наивный подполковник… Вторая «скорая», тоже с Елениной подстанции, доставила его все туда же — в приемный покой сто шестьдесят восьмой больницы. Скрюченного, взвинченного и орущего уже не столько от ярости, сколько от резко усилившейся боли в пояснице — камень пошел по мочеточнику, и Разгильдяеву не осталось ничего другого, как соглашаться на госпитализацию.