Джордж Микеш - Советы эмигранту - пособие для начинающих и совершенствующихся

Я не жалуюсь. Книги, как и дети, скоро начинают жить своей собственной жизнью. Я люблю эту книгу: она сделала для меня почти столько же, сколько я для нее. И все же, как ни люби своих детей, нет-нет, да и кольнет гордая мыслишка, что знают тебя лишь как отца старшего из них.

В 1946 г. я отнес рукопись этой книги Андре Дойчу, молодому человеку, решившему попытать счастья в издательском деле. Когда-то он учился в одной школе с моим младшим братом. Я знал его с двенадцатилетнего возраста, когда он ходил в коротких штанишках, и уже в то время, в Будапеште, мне было совершенно ясно, что в один прекрасный день он станет процветающим лондонским издателем — если, конечно, повезет.

В общем, я отнес ему свою книгу, и поскольку более известные авторы тогда не шли к нему с рукописями, он скрепя сердце принял ее и предложил попросить Николаса Бентли «нарисовать к ней картинки». Идея понравилась мне, но я выразил сомнение в том, что он согласится. И снова я оказался прав — он отказался. Только после многих попыток его удалось уговорить.

Мистер Дойч работал тогда в другой фирме. Через четыре года после выхода в свет этой книги и последовавшего за ним выхода еще трех книг Микеша — Бентли, он ушел из издательства, а я остался и продолжал работать с другим известным талантливым карикатуристом, Дэвидом Лэнгдоном. На сегодняшний день, однако, Андре Дойч закупил все права на мои опубликованные и еще не написанные произведения у издательства, в котором он работал раньше, и наша прежняя компания — Дойч, Бентли и я — снова объединилась под выходными данными первого из вышеупомянутых джентльменов. Теперь все мы на двенадцать лет старше, и мистер Дойч больше не ходит в коротких штанишках, во всяком случае на работу.

— Когда ты напишешь что-нибудь, похожее на «Советы эмигранту»? — время от времени спрашивают меня Дойч и Бентли — я уверен, без всякого злорадства.

Вряд ли им удается разобрать мое бормотание, раздающееся в ответ на их дружеский вопрос. А отвечаю я:

— Надеюсь, никогда.

Джордж Микеш.

Лондон, май 1958 г.

Я без ложной скромности могу сказать, что имею право давать «советы эмигранту». Я сам эмигрант. Более того, я был эмигрантом и иностранцем всю свою жизнь. Но только первые двадцать шесть лет я не осознавал этого простого факта. Я жил у себя в стране, где меня окружали сплошные иностранцы, и не замечал за собой ничего особенного. Но вот я переехал в Англию — и представьте себе, как я должен был ужаснуться.

Как и все великие и важные открытия, мое было делом нескольких секунд. Наверное, все со школьной скамьи помнят, как Исаак Ньютон узнал о существовании закона всемирного тяготения. Ему на голову свалилось яблоко, после чего он задумался и вдруг с восторгом закричал:

— Ну конечно! Гравитационная постоянная равна ускорению предмета массой в один грамм, пролетевшего в свободном падении один сантиметр за секунду.

Всем также рассказывали, как Джеймс Уатт, оказавшись однажды на кухне, где готовили капусту, увидел пляшущую на кастрюле крышку.

— Так-так, — пробормотал он, хлопнул себя по лбу, и паровая машина была изобретена.

То же самое произошло со мной, только при несколько других обстоятельствах.

Дело было так. Несколько лет назад я много времени проводил в обществе одной молодой особы, которая очень кичилась тем, что она англичанка. Однажды, к моему несказанному удивлению, она спросила меня, не собираюсь ли я на ней жениться.

— Нет, — ответил я. — Не собираюсь. Моя мама не потерпит, чтобы я женился на иностранке.

— Это я иностранка? — взглянув на меня с некоторым удивлением и раздражением, отозвалась она. — Надо же сказать такую глупость. Я англичанка. Иностранец — это ты. И мама твоя.

— Что, и в Будапеште? — не сдавался я.

— Везде, — решительно заявила она. — Истина не подвластна географии. Что истинно в Англии, остается истиной и в Венгрии, и на Северном Борнео, и в Венесуэле — где угодно.

Я понял, что теория эта столь же неопровержима, сколь и проста. Я был обескуражен, главным образом, из-за мамы, которую люблю и уважаю. Мне вдруг открыли на нее глаза.

Быть эмигрантом — позор и дурной вкус, и бесполезно делать вид, что это не так. Ничего тут не поделаешь. Преступник может исправиться и стать благонравным членом общества. Иностранец исправиться не может. Иностранец — это навсегда. Как ни крутись, локтя не укусишь. Можно стать британцем, англичанином — никогда.