Он ожидал ее, так как в этот день она отбывала на трехнедельный отдых на юге Франции и обещала заглянуть к нему по дороге на вокзал. Ланселот отложил кисть и воззрился на Глэдис Бингли с пылкой страстью, в тысячный раз ощущая, как он обожает каждое чернильное пятнышко на ее носике. Она стояла в дверях, вихры коротко подстриженных волос торчали во все стороны, как прутья метлы, и зрелище это проникало в самые глубины его сердца.
— Наше вам, Рептилия! — сказал он с неизъяснимой нежностью.
— И с кисточкой, Червячище, — отозвалась Глэдис, сияя девичьим обожанием сквозь монокль в левом глазу. — У меня ровно полчаса.
— Ну что же, — сказал Ланселот, — полчаса пролетят быстро. А что это у тебя в руке?
— Письмо, олух. А ты думал что?
— Откуда оно у тебя?
— У дверей я столкнулась с почтальоном.
Ланселот взял у нее конверт и изучил его.
— Ох! — сказал он.
— Что случилось?
— Письмо от моего дяди Теодора.
— А я и не знала, что у тебя есть дядя Теодор.
— Еще как есть. И уже много лет.
— Так о чем он тебе пишет?
— Если ты способна прикусить язык на две секунды, то сделай это, — предложил Ланселот, — и я введу тебя в курс дела.
Звонким голосом, который, как и у всех Муллинеров, даже самого дальнего родства, отличался мелодичностью и четкой артикуляцией, он прочел следующее:
Резиденция настоятеля,
Болсовер,
Уилтшир.
Дорогой Ланселот! Как ты уже, конечно, знаешь из «Церковных вестей», мне предложили и я принял вакантную епархию Бонго-Бонго в Западной Африке. Я отплываю немедленно, дабы приступить к возложенным на меня новым обязанностям.
Подобные обстоятельства вынуждают меня подыскать надежный приют для Уэбстера, моего милого котика. Увы, сопровождать меня он не может, ибо вредность климата и отсутствие надлежащих удобств могут совсем подорвать здоровье того, чей организм, увы, не отличается крепостью.
Посему я отправляю его по твоему адресу, мой милый мальчик, в корзине, устланной соломкой, с полной уверенностью, что ты примешь его ласково и заботливо.
С наилучшими сердечнейшими пожеланиями
Твой любящий дядя ТЕОДОР БОНГО-БОНГО.
Когда Ланселот кончил читать это послание, в студии на минуту-другую воцарилось задумчивое молчание. Наконец его прервала Глэдис.
— Ну и нахальство! — сказала она. — Я бы ни за что не согласилась.
— А почему?
— Зачем тебе кот?
Ланселот поразмыслил.
— Бесспорно, — сказал он, — будь у меня полная свобода рук, я предпочел бы не превращать мою студию в кошачий приют. Но тут особые обстоятельства. Последние несколько лет мои отношения с дядей Теодором были несколько натянутыми. Собственно, можно было сказать, что мы расстались навсегда. И мне сдается, что он смягчился. Я бы уподобил это письмо оливковой ветви. Если я ублажу его кота, то, пожалуй, получу право слегка подоить дядюшку, как по-твоему?
— Так он богат, зануда этот? — с интересом спросила Глэдис.
— Очень и очень.
— В таком случае, — сказала Глэдис, — считай, что я беру свои возражения назад. Солидный чек от благодарного котолюба, бесспорно, придется весьма кстати. Мы бы смогли пожениться уже в этом году.
— Вот именно, — подтвердил Ланселот. — Гнусная перспектива, конечно, но раз уж мы решили, то чем скорее покончим с этим делом, тем лучше, верно?
— Абсолютно.
— Так заметано: я беру опеку над котом.
— И правильно делаешь, — сказала Глэдис. — А пока ты не мог бы одолжить мне гребешок? У тебя в спальне имеется такая штука?
— А зачем тебе гребешок?
— Да мне за обедом суп в волосы попал. Я сейчас.
Она выбежала за дверь, и Ланселот, вновь взяв письмо, обнаружил, что не прочел его продолжения на обороте листка.
А там было написано следующее:
P.S. Посылая Уэбстера в твой дом, я действую не только из желания устроить верного друга и товарища наилучшим образом, но мной движет и иное побуждение.
Я полагаю, что общество Уэбстера окажется неизмеримо полезным для тебя как в моральном, так и в воспитательном отношении. Смею надеяться, что его появление под твоим кровом явится поворотным моментом в твоей жизни. С неизбежностью пребывая среди распущенной и безнравственной богемы, в этом коте ты обретешь пример достойного поведения, который, без сомнения, послужит противоядием от отравленной чаши соблазнов, каковую, надо полагать, к твоим губам подносят ежечасно.
P.P.S. Сливки только днем, а рыбу не чаще трех раз в неделю.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу