Хорхе Ибаргуэнгойтия - Августовские молнии

— Повторите мне то, что вы сказали капитану, если вы такой храбрый. — Так я велел.

Дон Агустин Перейра брызгал слюной от бешенства. Вместо того чтобы повторить свои слова, он схватил колбасу и швырнул ее мне в лицо. Капитан Сарасуа взялся за револьвер — мало ли чего можно было ожидать, — я нет. Я лишь пригрозил обезумевшему испанцу, а он, вместо того чтобы мне повиноваться, пихнул огромный стеклянный кувшин с маринованным перцем, стоявший на прилавке, кувшин покатился, разбился об пол и обдал своим содержимым дона Рамона, капитана и меня. Мои солдаты тотчас схватили лавочника. Он зашел чересчур далеко. Я приказал предать его военно-полевому суду и расстрелять. Приказ был выполнен в точности.

Если бы дон Агустин Перейра был гражданином Мексики, никто ни о чем бы не заикнулся, но поскольку он был испанцем, разразился ужасный скандал, несмотря на то, что потом мы действительно обнаружили пресловутую католическую пропагандистскую литературу, отпечатанную на бумаге, принадлежавшей государству, типографской краской, принадлежавшей государству, и на государственных машинах.

Газеты оскорбляли меня как хотели, и, если бы не заступничество Видаля Санчеса, меня бы убрали с этого поста.

Буря улеглась. В первый день декабря Перес Г. вступил в должность президента Республики. Просьба об отставке у меня уже была заготовлена, и я тут же ее отправил, так как не хотел стать притчей во языцех. Третьего декабря газеты сообщили о сформировании нового кабинета: Видаль Санчес стал военным и морским министром. Моя отставка не была принята.

Именно тогда накатилась вторая волна моего невезения, и стало ясно, что не только Мелитон Ангиано и Перес Г. были марионетками, но и я тоже оказался марионеткой. И всех, разумеется, дергал за ниточку самодур и негодяй Видаль Санчес.

Военный округ Виейра, который с незапамятных времен был образцом спокойствия, благодаря тому, в частности, что все мы, кто тут командовал, зажали его в железный кулак, превратился вскоре в сущий ад. Кристерос, которых, как я уже сказал, не было в Виейре, начали туда понемногу просачиваться из четырех соседних штатов. В чем были причины этого явления? А в том, что мои сотоварищи из соседних округов начали операции одновременно, хотя и несогласованно со мной, и о принятых ими мерах мне ничего не сообщалось.

Видя, что мои родные места зачумлены проклятыми фанатиками, я, не откладывая дела в долгий ящик, вместе со своим штабом, состоявшим из Сенона Уртадо и капитанов Бенитеса и Фуэнтеса, выработал план действий по ликвидации кристерос. Осуществление первой части этого плана, в которую входил ряд подготовительных маневров (наступление, отступление и тому подобные операции), удалось на славу, и мы смогли заставить мятежников сосредоточиться у Сан-Матео-Мильпальта. Вторая часть плана состояла в следующем: мы собирались нанести фронтальный удар силами двух пехотных батальонов, а тремя полками кавалерии выйти в тыл. С помощью этой операции мы рассчитывали окружить и уничтожить врага. Итак, осуществление задуманного плана требовало участия всех наших сил до последнего человека и заставляло полностью обнажить тылы. Я телеграфировал в Мехико, прося подкреплений, и получил от Видаля Санчеса следующий ответ:

«Обстреляйте и уничтожьте неприятеля».

Что касается моих действий, приказ был яснее ясного, зато намерения Санчеса оставались во мраке неизвестности. Иными словами, я так и не знал, собирается он или нет прислать подкрепления, которые я просил. Пока что я истолковал телеграмму как приказ выступать и как уведомление, что он позаботится о прочем, то есть о прикрытии моих тылов.

Оставив в столице штата гарнизон под командованием дона Рамона Гутьерреса, состоявший из шестнадцати жандармов и четырех небоеспособных солдат, я выступил во главе всех своих сил к Сан-Матео-Мильпальта, которая находилась от нас в двух днях перехода. Поскольку средств связи у нас не было, мы решили не устраивать штаб-квартиры и, прибыв в Уараче, разделились на две колонны: Сенон взял на себя командование пехотой, а я кавалерией; при этом мы договорились, что в роковой день — 18 января 1929 года в восемь часов утра — он предпримет фронтальную атаку, а я точно в то же время укреплюсь на высотах, господствующих над долиной Каньяда-де-лос-Компадрес, поскольку мы полагали, что именно по ней будет отступать неприятель.

После однодневного форсированного марша мы прибыли на условленное место и заняли позиции, оставив в резерве один полк, чтобы осуществить преследование в том случае, если какие-нибудь неприятельские части попробуют улизнуть по другой дороге.