Борис Жердин: Ничего кроме правды

Наши старики тогда очень воспрянули духом. А Аркадий говорит, не то еще будет, это только начало. Надо, мол, зеленую среду увеличивать. Кому по два горшка поставил, кому три.

Каждый месяц по два раза приходит, удобряет почву, листики да цветочки подстригает, все чистенько-аккуратненько.

«Если, – говорит, – кому не помогут растения, заберу. Очень большие убытки несу». Забеспокоились наши старички, не хотят отдавать растения, стали рент платить – некуда деваться.

Так Аркадий постепенно свой бизнес и наладил. Взял пару работников из наших гомельских. Целую сеть в Бруклине организовал.

Приходят, срезают листочки, собирают рент.

Но основной доход у Аркашки, конечно же, не эти копейки стариковские. Он эти листочки не выбрасывал, а в специальной печке сушил и на черном рынке продавал по сто пятьдесят долларов за унцию. В месяц по двести тысяч делал, а когда и побольше.

Марихуана это была первоклассная.

За пару лет стал миллионером, дом купил в Мальборо, Мерседес. А потом закрыл бизнес, хитрый был, не зарывался, вовремя соскочил. В один день все листики посрезал, а в горшки какой-то химии налил.

«Заболели ваши растения, – говорит, – буду банкротство объявлять, прогорел, что поделаешь».

Но надо вам сказать, что многим пенсионерам помогли растения. Аркадия до сих пор добрым словом вспоминают старики.

Так что выходит не такой уж он плохой человек.

Зазнался только чересчур.

Или вот еще. Сидели как-то наши ребята в гастрономе «Москва» на Бордвоке.

Лет двадцать назад было дело, еще до пожара.

Братья Марголины, Яшка Штык, Адик Финкелыптейн и Марик Гельфер. Закусывали, в домино играли.

Прибегает Сеня Соловей: «Хватит, – говорит, – прохлаждаться. Будем муку продавать. Моя идея, мне половина, вам остальное». Никто с Сенькой не стал спорить. Он аферист известный, да и по зубам можно запросто получить. Короче, послал он Марика за мукой. «Возьми, – говорит, – один пудовый мешок и небольшой пакет на полфунта». А сам весы маленькие из кармана достал и на стол поставил.

В то время, надо сказать, еще много иностранцев по Бордвоку гуляли – черные, да латинос разные.

Приносит Марик муку.

Сеня большой мешок поставил в углу, а из маленького пакета немного на столе высыпал, где весы стояли, а Яшку Штыка на стреме у дверей поставил. «Как иностранцев увидишь, – говорит, – снимай шляпу». Всем ребятам трубочки раздал, через которые кока-колу пьют.

«Как иностранцы мимо пойдут, начинайте муку через трубки носом вдыхать». Ребята сидят, приготовились. Видят, Яшка шляпу снял. Идут иностранцы. Начали хлопцы муку нюхать, у всех носы белые. Иностранцы остановились, посмотрели, но мимо прошли. Расстроились ребята, что поделаешь. Но здесь Яшка снова начал шапкой махать – возвращаются.

Остановились они у дверей, трое черных, а один посветлей, в берете и с бородой вокруг рта, золотой крест на шее на полпудика потянет, все пальцы в кольцах.

А Сеня подходит к дверям. Он, надо сказать, тогда очень представительным был. Это потом, уже после тюрьмы усохся. Стал на пути, не пускает их внутрь.

Который с крестом, спрашивает:

Почем товар продаешь?

В розницу не торгую, резона нет. Мука у меня первосортная, – говорит Сеня.

Ребята сзади сидят, стараются, нюхают. Марик отвешивает на весах из маленького пакета. Этот с крестом посмотрел через плечо: «А сколько у тебя еще есть?» Сенька подошел, поднял мешок, похлопал по бокам. «Вот, – говорит, – здесь 16 килограммов первосортнейшей муки (на последнем слове ударение делает)». «За все 250 тысяч хочу, но, думаю, вы опоздали, чистый товар, не подмешанный. Вон у меня купцы из Флориды прилетели, свои ребята, наверняка будут брать».

Черные видят, такое дело: «Подожди, – говорят, – мы сейчас домой сбегаем за деньгами».

Двое побежали, а бородатый стоит у дверей с ноги на ногу переминается, видно очень хочет приобрести муку. А Сеня подошел к столу, нагнулся и из кармана маленький пакет незаметно достал, взял ложку и всыпал на нее из пакета белый порошок, а сам сделал вид, что из мешка муку зачерпнул и к бородатому подходит. «Давай разговейся, – говорит, – чтобы не скучно было». Тут как раз двое с деньгами прибежали, даже вспотели, бедные.