Борис Жердин - Ничего кроме правды

Он выглядел тогда гораздо моложе и свежее, хотя его лицо было закрыто черной маской согласно условиям конкурса. В его движениях чувствовалась уверенность и сила, он был неотразим.

Я был действительно в великолепной спортивной форме и рвался в бой, как арабский жеребец, но в эту ночь я долго не сомкнул глаз, любуясь отблесками луны на крышах дворцов и соборов, слушая песни гондольеров, и задремал только под утро, обессиленный игрой собственного воображения.

В 10 часов утра 26 апреля черная гондола с флагом Советского Союза причалила к парадным воротам фамильного замка маркиза Де Ла Сторце, обветшалые стены которого скорее напоминали старую гомельскую тюрьму.

По традиции конкурс проходил в Мавританском зале. Мой восполненный мозг сразу нарисовал картину невиданной роскоши: золотые канделябры, хрустальные люстры, экзотические цветы в огромных восточных вазах, резные кровати, покрытые красным шелком, и, конечно, изысканных куртизанок, источающих загадочные ароматы.

Так вот. Ничего подобного там не было.

Участников состязаний долго вели по узкому темному коридору, пока мы не оказались в раздевалке. Пьяный лакей в черном засаленном сюртуке с пожелтевшими кружевными манжетами на какой-то невообразимой смеси языков и жестов предложил нам снять одежду, оставшись лишь в черных масках.

Стоя босиком на холодном каменном полу в ожидании медосмотра, я ревниво оглядывал участников конкурса. Это зрелище меня не вдохновило. За исключением масок все напоминало очередь в военкомате.

Врач, скрупулезно осмотрев меня с ног до головы, поставил печать в моем пропуске, и черной несмываемой краской вывел мне между лопатками номер 38.

Мавританский зал поразил меня своей казарменной простотой. Он скорее напоминал лазарет времен первой мировой войны, только на нарах, которые стояли в четыре ряда между узкими проходами, лежали не раненые.

Зал был хорошо освещен софитами. Ослепленный ярким светом, я вначале не заметил лож со зрителями, которые находились в тени под самым потолком, и огромного ветхого гобелена с изображением черных мавров, который закрывал покрытую плесенью каменную стену.

Но больше всего меня разочаровали женщины. Даже издали можно было заметить их не аристократическое происхождение. Это были обыкновенные уличные шлюхи, причем самого низкого класса. Они встретили наше появление грязным улюлюканьем.

Первый этап назывался марафон любви. В течение минуты нужно было выбрать партнершу, по знаку судьи вступить в бой и сражаться без остановки до последнего патрона.

Я немного замешкался у входа, ища глазами ложу советской делегации, и одним из последних подбежал к нарам. Почти все девушки были уже разобраны, и я взял то, что осталось. О, господи! Стараясь вызвать эрекцию, я стал придирчиво разглядывать свою партнершу, отмечая ее положительные качества, как учил меня Лев Владимирович Зац на уроках теории. Я нашел в ней много соблазнительных деталей, даже выбитый передний зуб ее не сильно уродовал, и когда раздался свисток судьи, я был готов к сражению.

Она лежала как бревно на грязном полосатом матрасе, раздвинув худые ляжки и поглядывая на меня прищуренным глазом, слегка посапывала в такт. Понимая, что таким образом я долго не продержусь, я включил свое воображение на полную мощность, и, о чудо!

Передо мной, утопая в шелке белоснежных простыней, лежала изнеженная и посрамленная женщина моей мечты, непревзойденная Беата Тышкевич. Через год на московском кинофестивале я был ей представлен, и, рассказав незатейливую историю моей первой победы в Венеции, покорил ее сердце. Что это была за женщина! Царица! Богиня!

Я не мог поверить своему счастью. Она была ослепительна. Не в силах смотреть на нее, я поднял голову и заметил, как в затененной ложе наша делегация ободрительно размахивает красными флажками.

Почувствовав поддержку товарищей, я закрыл глаза и полностью предался воображению. Мое сознание, приняв форму спрута, проникло мелкими щупальцами в самые сокровенные уголки несбыточного. Я плыл по удивительной реке любви, вдыхая целительный воздух, пропитанный ароматами моей царицы. Потеряв счет времени, ни на секунду не задумываясь, куда причалит моя волшебная гондола.