Борис Жердин - Ничего кроме правды

Обнял я его, а сам не могу поверить, что от парня осталось, улыбка одна только, да глаза голубые. «Познакомься, – говорит, – Борька, это жена моя Зура. Пакистанка она, по-русски понимает неплохо. А это мой друг детства. Боря Жердин».

Пожал я ей руку, рука теплая, большая, глаза добрые. «Ладно, Борян, нечего нам здесь на улице толкаться. У нас дом за углом, «Абсолют» в холодильнике и закуска имеется. Там и поговорим».

Повернули мы за угол, вижу дом красивый, большой. Коляску по специальной дорожке закатили. Зура дверь открыла, а я Яшу на руки взял, как ребенка. «Заноси, – говорит, – прямо в гостиную». Посадил я его в кресло специальное у стола, оглядываюсь по сторонам: уютно, чистенько, телевизор на полстенки, стерео, мебель итальянская, чеканка на стене восточная.

Зура закуску собрала: рыбка, балычок, разносолы разные. Я водку разлил, а Зура села рядом с Яшей, подержала ему рюмочку, грибок наколола, подала. Так мы выпивали и закусывали.

«Вот, – говорит Яша, – моя правая и левая рука в прямом и переносном смысле». После еды Зура кальян принесла, как у наших узбеков. «Не могу, – говорит Яша, – сигареты больше курить, неудобно». Зажал он мундштучок в зубах и начал свою историю. Я постараюсь ее полностью передать, потому что здесь главная разгадка всего дела и заключается.

Яша приехал в Америку со стариками в 89-м году (руки, ноги еще целы были). Родители сразу пособие получили по старости, а Яшка мыкался-пыкался, туда-сюда... Наконец пошел в такси работать. Трудно было сначала, а потом ничего, стал зарабатывать неплохо, а через пару лет на лимузин пересел. Хорошая компания в Манхэттене, банкиров возил. С девушкой русской встречался. Одесситка, красавица, ноги от подбородка растут, по ресторанам водил, уже собирался предложение сделать. А она, стерва, за богатого замуж вышла и в Калифорнию уехала.

Яша долго горевал, весь в работу ушел. И тут второе несчастье. Вез он одну шишку важную в Рамсон и на Тюрнпайке трак огромный с прицепом так его и подмял. Водитель пьяный был. Авария страшная, восемь машин, четыре трупа.

Очнулся через неделю в больнице в Нью-Джерси, пошевелиться не может. Но руки и ноги еще на месте были. Месяц провалялся без движения, голова крючками к кровати пристегнута, чтобы не вертелся. А потом врачи ему приговорчик и выносят: не будешь, говорят, больше двигаться никогда – позвоночник в трех местах поврежден. Но внутренние органы, говорят, все нормально функционируют. Жить будешь, но ниже шеи ничего не действует – живой труп.

У как Яшка кричал, убивался... Две недели буйствовал. «Убейте меня, – кричал, – сволочи!» Есть отказывался, умереть хотел, но его уколами поддерживали, витамины разные вводили.

Как-то, дело под Рождество было, приставили к Яше психотерапевта, чтобы с ним разговаривала. Русская женщина Валя Рогуль, давно в Америке. Принесла она как-то Яшке заметку из «Нью-Йорк тайме» почитать. Не думай, говорит, что ты самый несчастный человек на земле, не жалей себя. В мире несчастье сплошь и рядом.

Открывает она статью, а там фотография девушки неописуемой красоты, но без рук и без ног. Такой вот уродилась. Эмигрантка из Пакистана, отец бедный человек, таксист. Всю жизнь мечтал в Америку приехать, думал заработать, чтобы дочке операцию сделали. Но операция такая полмиллиона стоит, никогда таких денег не заработать.

Задела эта статья Яшку за живое. Стыдно ему стало. Притих он и долго лежал потом, в потолок смотрел. А ночью ему приснился ангел с золотыми крыльями. На каком-то странном инструменте играл типа гитары, только не совсем, гриф длинный такой и звуки другие. Очень красиво ангел играл, а потом подошел к Яше и приложил ему руку к сердцу, да так нежно, что у Яши, как волна теплая по всему телу прошла. Проснулся он другим человеком.

Позавтракал с аппетитом и говорит: «Зовите главного врача, я буду официальное заявление делать». А тут как раз старики пришли горем убитые, отец маму под руку поддерживает. И здесь же главврач со свитой.

У Яшки глаза сияют, румянец выступил от возбуждения. «Слушайте, – говорит, – что я придумал, и не вздумайте меня отговаривать. Руки и ноги мои прошу пересадить этой девочке-пакистанке, что в «Нью-Йорк тайме». Там газета на тумбочке лежит». Родители – в слезы, мать чуть не упала. А главврач говорит: «Дорогая это очень операция получается, плюс еще проверил, надо вашу группу крови – подходите ли вы друг другу. Но решение твое, Яша, я ободряю».