Михаил Барановский - Джинса

— Мы готовились к прокладкам, — стояла на своем Лариса, — сознательно овладевали подсознательными творческими процессами… А вы говорите — моющее средство…

— Видите ли, Инна, — задумчиво отозвался Кирилл Кириллович, — конечно, я понимаю, что есть более симпатичные, более молодые женщины… Понимаю, о чем вы говорите… Замечаю определенные тенденции — мужчины в последнее время все чаще выбирают себе юных спутниц… Как сказал мне один знакомый: среди новых подруг все чаще встречаются дети старых друзей…

— Это точно!

— Но зрелая женщина более опытна. У зрелой женщины много других достоинств…

— Вы действительно так считаете? — Глаза Инны тут же просохли, и снова каким-то неуловимым движением она дематериализовала свой промокший платок.

— Конечно! Как бы вам это объяснить? Мы столько прожили вместе с моей супругой, так изучили друг друга, что стали практически одним целым… А как можно изменить самому себе? — задался философским вопросом Кирилл Кириллович и как-то загрустил…

Инна хотела было улыбнуться и сказать начальнику что-то хорошее, ободряющее, но тут раздался телефонный звонок. И улыбка на лице бухгалтера так и не появилась, и ни одна из пятидесяти трех мышц, обычно задействованных в этой мимической гримасе, так и не сократилась, и слова, уже выскочившие, казалось, на кончик языка, не были проартикулированы.

— Да, милая, — устало сказал Кирилл Кириллович в трубку. — Голос такой, потому что сотрудники мои, что ни день, отпрашиваются с работы. А тебе-то куда отпрашиваться? К маме? Нет-нет, поезжай, конечно. Я не против. Нет, ты не правильно поняла. Конечно, я против, но если тебе надо… Да, хорошо. Я понял. Понял, загляну в холодильник. Хорошо, полью. Хорошо, сделаю. Да, уберу. Ладно, выброшу. Счастливо. — Он положил трубку, некоторое время смотрел на Инну, задумавшись, после чего спросил обреченно: — Ну, что мне с вами делать?

— Отпустите меня к косметологу, пожалуйста.

— Идите уже.

Пока Лариса сидела на кожаном диване у ресепшн, прижав к юной груди ветхий учебник «Актерского мастерства», другая претендентка на роль капли моющего средства была прижата молодым режиссером к стене соседней комнаты и вяло сопротивлялась, причитая:

— Я не могу так сразу… Я так сразу не могу.

— Сразу?! — аж вскрикнул Ираклий и в негодовании отступил. — Да мы знакомы уже четыре дня! — Для наглядности он продемонстрировал Алисе четыре пальца (по два на каждой руке) и гневно потряс ими перед лицом начинающей артистки. — Это, по-твоему, сразу? А постепенно — это сколько? Неделя? А может, месяц?! — саркастично вопрошал режиссер.

— Ну, дело даже не во времени, — сменила тактику Алиса. — Ты бы, например, пригласил меня в какой-нибудь ресторан… Можно даже не очень дорогой.

Алиса еще не знала, что одно из серьезных тендерных отличий заключается в том, что женщина хочет походить с мужчиной по театрам, ресторанам, выставкам для того, чтобы понять, стоит ли идти к нему домой, а мужчина хочет привести женщину домой для того, чтобы понять, стоит ли водить ее по всем этим заведениям.

Ираклий громко вздохнул и задумался:

— Ладно, знаю я одно гламурное местечко. Там такие чебуреки… И люди, между прочим, очень приличные…

Даша постучала в директорскую дверь и вошла.

— Кирилл Кириллович, вот смета ролика про шампунь на утверждение — Инна просила передать.

— Так у нас ведь еще даже сценария нет… — удивился директор.

Даша пожала плечами и положила на стол бумаги. В ту же секунду раздался телефонный звонок.

Кирилл Кириллович поднял трубку и принялся изучать смету.

— Да, милая. Нет, вечером у меня важная встреча… — Он взял аккуратно отточенный карандаш и поставил несколько вопросительных знаков напротив столбцов с цифрами. — От блондинок придется отказаться, — тихо сказал Кирилл Кириллович секретарше.

Даша услышала, как трубка отреагировала, громко «дав петуха», — слов было не разобрать, но даже на приличном удалении от аппарата ухо резали высокочастотные колебания и захлестывающие амплитудные модуляции.

— Нет-нет, милая, это не тебе, это мне придется отказаться от блондинок! — ответил в трубку директор. — Нет, не сегодня вечером, а вообще!

Застывший у очередной цифры отточенный длинный грифель надломился под напором директорской руки, отскочил куда-то к плинтусу и там упокоился с миром, оставив после себя лишь серую въедливую пыль на белом листе.