Владимир Холодок - Голые тетеньки (сборник)

– Вась, что с тобой? Уж больно ты свежий для похмелья. Уж не заболел ли?

И тут дошло до нас, что коньяк – беспохмельный.

Бросились мы в магазин коньяк этот покупать, не потому что голова, а так – для порядка, раз накануне приняли. Я на бумажку название русскими буквами у соседа списал, говорю продавцу, одну. А она отвечает, 100 долларов. Вот тут-то нас и хватануло похмелье. Оказывается, здоровье сто долларов стоит, один пузырь.

Бурду, конечно, пить мы уже не стали, стали копить на коньяк. Каждый день ходим трезвые, как последние банкиры. Собачку Кустика по двору выгуливаем чаще обычного. Обычно-то раз в неделю.

Но у Валентины на работе неприятности начались. Она в столовой поваром. И вот после тех креветок отшибло у нее вкус к мясу. Даже с работы домой его не несет. Подавай ей каждый день креветки. Исхудала. Осталось-то в ней килограммов сто. Подружки смеются, чо, говорят, Валентина, в манекенщицы пойдешь али в фотомодели, эротические.

Да еще бабки из соседних хрущевок оплевали ее всю. У нас сейчас двор железным забором огорожен. И вот бабки с утра идут к забору на дежурство. Берутся за прутья ручонками и злобно глядят на чужую жизнь: на “мерседесы”, на женщин в шубах, на генералов в лампасах. И никого не пропустят. Генералов вообще куда подальше посылают, вплоть до Чечни.

А тут Валентина из подъезда вышла в драповом пальтишке. И они как начали в нее плевками плеваться, слюневыми. Да с разбегу, да в прыжке. Чтоб доплюнуть. И кричат:

– Ишь, прикидывается, шубу норкой внутрь надела.

Я тоже попался по неопытности. Кто-то из нашего дома джип купил. Ну, такой джипистый, что я подошел посмотреть. Я вообще не могу спокойно стоять, когда оно большое и джипистое. Я стою у забора, любуюсь. А за забором, оказывается, фронтовик в засаде лежал. Он там окопался, замаскировался и подстерегал клиентов из нашего дома, которые на джип, как на приманку, шли.

Я слышу, мне – щелк – по башке. Я оборачиваюсь – фронтовик за забором с клюшкой.

Я говорю:

– Ты чо, батя? Рехнулся?

А он говорит:

– Ты зачем на мои денежки джип купил?

– А когда это ты мне их давал?

– А я их и не давал. Ты сам у меня их отобрал.

– Дак они у тебя, что ли, были?

– Не было. А ты все равно отобрал.

И уж совсем была мне непонятна собачья ненависть. Нет, псы-дворняги из соседних дворов к жильцам-человекам из нашего дома относились даже с почтением. А вот к собакам из нашего дома – со страшной звериной злобой. Только выходит такой холеный дог-бульдог из нашего двора, псы-дворняги стаями вокруг него вьются и норовят откусить от туловища какой-нибудь член. Только хозяин и спасал палкой или еще чем, лучше факелом. Потом уже все наши собаководы на факелы перешли. Вечером смотришь в окно на собачий парк – факельное шествие. Потому что наши договорились собак выгуливать всем вместе, чтоб легче отбиваться было.

А я еще такой феномен открыл – эти псы-дворняги даже своих женщин, ну, их сучек из нашего дома, не щадили. Раз выбегает из двора сучка течная, ну, красавица холеная. Да мимо такой, если б она женщиной была, ни один мужик не прошел бы. Как ее порода-то? В рот веер, вот – вротвейер. Или эрдельпердель? Нет, вротвейер. Кобели, здоровенные дворняги, ее окружили и вместо того, чтоб… они ее б… они ее б… Они ее кусать начали.

Вот как! Идеология у них выше любви поставлена. Они прямо, как Молотов в молодости – свою жену Сталину в тюрьму сдать могут. Такое вот у них большое и доброе собачье сердце.

Короче, злоба и ненависть окружили наш дом. И с первого числа по дому было объявлено осадное положение. Каждый день в семь утра из подъездов сначала выходили саперы. Они разминировали машины во дворе и обезвреживали в лесу за городом. Потом выходили жильцы. Каждый мужчина нес комплект колес от своей машины. Проткнутые колеса снимались, накаченные ставились. Женщины выносили рули. Когда машины укомплектовывались – всем двором выезжали на работу.

Отдых после работы начинался с процесса выкупа заложников: бабушек, дедушек, кошек, собак, захваченных в рабочее время. Такса была четкая: за бабушку – две бутылки пива, за дедушку – бутылка водки. За тещу – коньяк. Они мне дали. В придачу.

После этого весь дом ложился спать по законам военного времени: тридцать процентов спит, тридцать – бодрствует, а тридцать – стоят в дозоре. Ну, то есть я сплю, жена смотрит телевизор, а теща стоит с топором у двери. Потом меняемся, если я проснусь. Но я еще пока не просыпался.

Вы спросите, а где еще десять процентов? А нету их. По законам военного времени, по уставу, процентов остается только девяносто. По уставу. Зато прямой угол – сто градусов.