Юрий Пульвер - Ельцын в Аду

Прямо из ниоткуда падая в никуда, эрзац-Данте и псевдо-Виргилию преграждал дорогу железный занавес. Метрах в пяти друг от друга на нем висели, словно охотничьи флажки, сотни серпасто-молоткастых красных стягов. В металлической гигантской стене имелись единственные открытые ворота, посередине которых торчали две души. Одна – в форме пограничных войск НКВД СССР, с полковничьими знаками различия – непоколебимо стояла, скрестив руки на груди. Вторая – в каком-то балахоне и с чалмой на голове – сидела на четвереньках, высунув длинный розовый язык и время от времени изображая, будто нюхает окружающий инфернальный воздух. Рядом с пропускным пунктом виднелось прорезанное в заборе окно, крест-накрест заколоченное двумя гробовыми крышками с красными пятиконечными звездами. Всю живописную, но мрачную картину венчала надпись «Лагерь победившего коммунизма», сделанная алой краской, подозрительно похожей на кровь.

- Про отверстие знаю, - предугадал незаданный вопрос спутника философ. - Это окно в Европу, прорубленное Петром Первым и забитое большевиками. А вот зачем столько красных тряпок понавешали, не соображу...

- На то есть четыре причины, - обрадованно превратила монолог в диалог явно скучавшая полковничья душа. - Первая: чтоб замаскировавшиеся волчары из нашей родной коммунистической зоны не выскочили. Вторая: чтоб хищники-буржуины к нам не лезли, остерегаем их заранее. Третья: чтоб подразнить «быков» из только что появившейся и быстро растущей ельцинской зоны. Четвертая: чтоб оградить территорию Второго СССР как особо опасное место для всех чужаков...

- Понимаю, - попытался по старой земной привычке кивнуть головой автор «Заратустры». - Как в городах окружали красными флажками ямы, люки, провалы и тому подобное...

- А ты кто будешь, служивый? - президентским баском спросил Ельцин, не любивший тянуть кота за хвост и понимавший, что, в отличие от полковника и философа, располагавшими вечностью для пустой болтовни, его собственное время было ограничено менее чем сорока днями. За этот срок нужно было собрать побольше информации и принять какое-то решение, чтобы предстать перед Христом более-менее подготовленным для первичного суда.

- Полковник пограничных войск НКВД СССР, Герой Советского Союза Никита Карацупа! - вытянулся во фрунт охранник советской зоны в пекле.

- А этот? - полюбопытствовал Фридрих, кивая на чалмоносца.

- Индус.

- Сам вижу, что не европеец. Кто он?

- Не «кто», а «что»! Это – мой сторожевой пес по кличке Индус!

- Погоди, так ведь всех твоих овчарок, начиная с первой, звали Ингус, - попытался опровергнуть собеседника Борис Николаевич, вспомнивший, с кем говорит. - Ты ведь знаменитый погранец, который поймал более четырехсот шпионов и диверсантов?

- Никак нет и так точно!

- Не понял...

- Я имею ввиду, что так точно, я – тот самый Карацупа. Но, никак нет, всех моих служебно-розыскных собак звали Индус. Однако в печати, чтобы не обижать товарищей из братской угнетенной Индии, в кличке меняли одну букву: ставили «г» вместо «д».

- Товарищи, - заговорил было объект обсуждения...

- Фу! Молчать! - заорал на него полковник. - Кто позволил голос подавать? Вот я тебя!

«Пес» униженно завертел задней частью тела и распростерся ниц перед хозяином.

- Вот так-то! Это - бывший сотрудник Коминтерна из Индии. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина определен на охрану государственных границ Второго СССР в качестве моей сторожевой собаки...

- Как же можно?! - не то восхитился, не то вознегодовал Ницше. - Человека одним словом превратить в пса?!

- Чего тут такого! - возмутился невежеством своего гида бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. - Партийный орган любого ранга, панимаш, мог превратить кого угодно в дерьмо или в труп, не то что в какую-то там овчарку!

- Верно говорите! - подтвердил Карацупа. - Настоящую-то собаку здесь не сыщешь!

- Кстати, почему? - забормотал писатель. - Ведь многие представители рода «канис» куда лучше людей...

- Церковь учит, что у собак нет души, значит, ад или рай для них закрыты, - просветил неуча экс-коммунист, под старость обратившийся почти в святошу. - Такая вот загогулина. А этому, - Ельцин кивнул на индуса, - как я понял, не привыкать. В тридцатые годы все коминтерновцы – и советские, и иностранные - были сталинскими шавками, так что он просто свою давнюю роль теперь и в преисподней исполняет.

- Ладно, потехе – вечность, но и делу – час, - переиначил пословицу полковник. - Службу надо исполнять. Кто вы такие и чего хотите?