Анита Лус: Джентльмены женятся на брюнетках

Ну а когда Генри вернулся с банкета, я спала в его спальне в своей новой розовой ночной рубашке, так что в конце концов я заставила его пообещать, что мы всегда будем жить в Нью-Йорке, где наша жизнь будет более интеллектуальной.

И еще я заставила Генри подписаться на бюллетень Клуба «Книга месяца», в котором вам рассказывают о книгах, которые вам следует прочесть, если вы хотите стать выдающейся личностью. И это в самом деле замечательно, когда пятьдесят тысяч человек каждый месяц читают одно и то же.

Ну а потом мы с Генри сняли квартиру в новейшем доме на Парк-авеню, и я не позволила обставить ее ничем другим, кроме итальянских древностей и старого Рембрандта. И тут я не могу сдержать улыбку, потому что я всегда считала, что всякий интерьер должен быть украшен розовым атласом с оборками. Но после того, как девушка изучит все Искусство, она с трудом может выносить что-либо другое, кроме старых итальянских мастеров. Так что вместо всех моих шифоновых пеньюаров с оборками из страусовых перьев, какие я всегда носила раньше, теперь на мне старинного покроя платье из старой итальянской парчи, с длинным шлейфом, которое пошито из средневековой рясы папы римского, все краски на которой, правда, давно поблекли.

А когда мы делали детскую для нашей «маленькой мышки», наш декоратор нашел нам подлинную итальянскую колыбель какого-то очень древнего века. Но Дороти сказала, что идея старого мастера была, похоже, в том, что если бэби вдруг умрет, то колыбель можно будет сразу приспособить и под похороны. И Дороти опасалась, что любой ребенок, которому придется спать в этой колыбели, будет расти со стойкой меланхолией.

Ну, то есть я хочу сказать, что иногда у Дороти бывают правильные мысли, потому что оказалось, что древняя итальянская квартира ужасно угнетает, особенно в дождливую погоду. Так что мне даже пришлось уговорить Дороти почти все время проводить у нас, чтобы я не впала в депрессию среди всей этой древней обстановки.

И наконец наступил день, когда наша «маленькая мышка» должна была появиться на свет, а мы с Дороти как раз были на ланче в «Ритце», после чего Дороти собиралась пойти по магазинам, а после — на чай без церемоний. Ну и она пригласила и меня пойти с ней вместе. И хотя ничто мне так не нравится, как магазины и чай без церемоний, но я все же решила отказаться и вместо этого отправилась домой. И когда после полудня мне положили на руки «маленькую мышку», я почувствовала себя вознагражденной за все, от чего мне пришлось отказаться.

Я позвонила Дороти на вечеринку, чтобы сообщить ей, что это оказался мальчик. Да, ничто не трогает сердца людей сильнее, чем когда девушка, с которой они вместе веселились, пройдет через Долину теней и выйдет из нее с ребенком на руках.

И поэтому всем на вечеринке ужасно захотелось меня поздравить. Ну и тогда я села в кровати в своей пастельной рубашке ранне-итальянского возрождения, и мы закатили такую вечеринку, приветствуя «маленькую мышку»! Ну, то есть я хочу сказать, что люди все прибывали и прибывали, и мне пришлось опять звонить в ресторан «Рубенс», чтобы прислали еще сэндвичей. Но медсестра позволила нам всем лишь краем глаза посмотреть на «маленькую мышку», потому что шум и сигаретный дым, конечно же, не самое полезное для маленьких детей в день их рождения.

Ну и в конце концов я была вознаграждена за все, что мне пришлось пережить, когда Генри открыл для меня грандиозный кредит. Потому что ничто не заставит мужа стать таким сентиментальным в деньгах, как день, когда мы можем назвать девушку «маленькая мама».

Ну и после того, как все это закончилось, Генри, конечно же, решил, что теперь я должна оставаться дома и быть только женой и матерью. И я действительно не возражала, пока мне приходилось быть в постели. Но, как только я встала, мои мозги вновь заработали, и я опять задумалась, чем мне заняться.

Однако фильмы я решила больше не снимать, поскольку «Сильнее, чем секс» оказался никем не понят и завершился финансовым провалом. Ну и взамен я решила стать девушкой литературной и проводить как можно больше времени вне дома, в какой-нибудь литературной обстановке.

Вскоре я выяснила, что самое литературное место в Нью-Йорке — это «Алгонкин-отель», где все литературные гении едят свои ланчи. Потому что любой литературный гений, который ест свой ланч в этом отеле, всегда и всюду пишет, что это именно то место, где все литературные гении и должны есть свои ланчи.