Дэвид Лодж - Мир тесен

После этого им не оставалось ничего другого, как лечь в постель. Обоим известен исход художественного повествования, которое начинается подобным образом, — теперь отступление будет означать несостоятельность той или иной стороны. Лишь одно соображение охлаждает пыл Рональда Фробишера, который лежит в постели Дезире и ждет, пока та появится из ванной, — но это не верность Ирме (несколько лет назад, после удаления матки, она отказалась от секса и дала понять мужу, что ничего не имеет против его походов налево, при условии, что он не будет увлекаться всерьез и что об этом не узнают ни она, ни друзья). Рональду неведомо, что такие же мысли беспокоят и Дезире; сбросив одежду, она совершает омовение и прилаживает противозачаточный колпачок (таблетки она отвергает по идейным и медицинским причинам). Потом она забирается в постель к Рональду, и оба, занятые своими мыслями, некоторое время лежат в полном молчании. Наконец Дезире решается завести разговор, а Рональд прокашливается, тоже собираясь поделиться своими сомнениями.

— Я тут подумала…

— Мне пришло в голову…

— Извини.

— Нет, это ты извини.

— Что ты хотел сказать? — Нет, ты скажи первая.

— Я хотела сказать, — начинает Дезире, глядя в темноту, — что, прежде чем мы пойдем дальше, наверное, нам надо кое о чем договориться.

— Да! — с готовностью отвечает Рональд и меняет интонацию на вопросительную: — Да?

— Я имела в виду… — Дезире замолкает. — Это трудно выразить: ты можешь подумать, что я тебе не доверяю.

— Ничего странного, — отвечает Рональд. — У меня точно такие же ощущения.

— Ты хочешь сказать, что и ты мне не доверяешь?

— То, что я собираюсь сказать, может прозвучать как недоверие к тебе.

— И что это такое?

— Это… трудно выразить.

— Дело в том, — говорит Дезире, — что с писателем мне раньше спать не приходилось. — И я о том же! — Поэтому я хочу сказать…

— Что ты не хочешь потом прочесть об этом в романе? Или увидеть по телевизору? — Как ты догадался? — Я тоже думал об этом. Дезире хлопает в ладоши.

— Значит, мы обещаем друг другу не использовать то, что произойдет между нами, в качестве литературного материала. Неважно, хорошо это будет или плохо.

— Именно так. Честное бойскаутское.

— Тогда давай трахаться, Рональд, — говорит Дезире, садясь на него верхом.

И-И-И-И-И-И-И-И-И-И! Звук центрифуги в стиральной машине, перед которой сидит Хилари Лоу, очень похож на гул реактивных двигателей, особенно когда она нажимает кнопку, чтобы остановить машину, и пронзительный вой барабана стихает, точно как двигатели аэробуса, когда командир выключает их по завершении долгого путешествия. Однако подобное сравнение не приходит на ум Хилари — открыв стеклянную дверцу бытового электроприбора, она вынимает влажный и туго сплетенный ком разноцветного белья — поскольку звук этот знаком ей намного меньше, чем ее мужу, который, возможно, и обратил бы внимание на поразительное сходство, если бы не находился в эту минуту в Греции. Частые отлучки Филиппа вызывают у Хилари вполне обоснованное недовольство: развешивая в саду рубашки, трусы, носки и майки, она думает о том, что муж стал возвращаться домой только для того, чтобы, выкинув из чемодана грязную одежду, набить его чистым исподним и свежевыглаженными рубашками и тут же отправиться в новое путешествие.

— Ну что поделаешь, — сказал ей Филипп, перед тем как снова исчезнуть, — Дигби Сомс слезно просит меня поехать в Грецию. Наверное, кто-то в последний момент отказался от лекций.

— Но почему должен ехать именно ты? Ты только что вернулся из Турции.

— Да, я знаю. Но должен же я выручить людей из Британского Совета!

На самом деле все обстояло иначе. Вернувшись из Стамбула, Филипп сразу же позвонил Дигби Сомсу, умоляя чиновника при первой возможности отправить его с лекциями, или на конференцию, или в летнюю школу, как угодно, но при условии, что это будет юго-восточная Европа. Он уже договорился с Джой встретиться в Израиле на конференции Морриса Цаппа, посвященной будущему литературной критики, но это будет лишь в августе, а ему не терпелось увидеться с ней как можно скорее.

— Хм-м, — сказал Дигби Сомс. — Для Европы время сейчас не самое подходящее, ведь учебный год почти на исходе. Австралия вас не заинтересует?

— Нет, ну зачем в такую даль. Вот Греция была бы в самый раз.

— Почему в самый раз? — настороженно спросил Сомс.

— Я сейчас занимаюсь исследованием классических источников английской поэзии, — не моргнув глазом соврал Филипп. — И мне нужно основание для поездки в Грецию.