Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

Светлана насмешливо и выжидающе смотрела на меня. Я несколько раз качнулся на стуле. Потом несмело встал, залпом проглотил какую-то коричневую гадость из первого попавшегося стакана и кинулся вслед за Марией. Она стояла на противоположной стороне улицы, у троллейбусной остановки, укутавшись в пуховый платок, будто та самая старушка в старомодном, ветхом шушуне».

– Маша! – завопил я. – Ты все неправильно поняла!

Мадам Еписеева даже не посмотрела в мою сторону. Но я не сомневался, что она слышала каждое мое слово. Такие уж они, женщины.

Поток машин все не останавливался. Я снова крикнул:

– Эта баба – просто дура! Слышишь? Это жена одного моего друга!

Что бы еще такое соврать правдоподобное?

– Она просто влюблена в меня по уши, вот и говорит всякие глупости! Напилась, понимаешь?

В этот момент я был готов очернить хоть самого Господа Бога. Вдалеке заблестели рога подъезжающего троллейбуса. Машины остановились. Прижав рукой полы пиджака, я курицей метнулся через дорогу.

– Ты слышишь? – я заглянул в Машино лицо. Оно было непроницаемо. – Ну хочешь, вернемся, и я все улажу? – предложил я, зная, что не вернется ни за какие коврижки.

Ее печально-красивое лицо слегка дрогнуло.

– Я ведь люблю тебя! – продолжал наседать я. – А это… Это – полная чепуха!

Шурша шинами, подкатил троллейбус. Мадам Еписеева уцепилась за поручень. Что же придумать?! Я попытался задержать ее, но Маша решительно поднялась в салон. Двери троллейбуса захлопнулись, прищемив мне кончики пальцев.

– Давай поженимся! – проорал я в полном отчаянии. – Завтра же…

Мои слова заглушил ветер. Он яростным зверем вцепился в Виталькин галстук, болтавшийся на моей шее. Я сорвал ненавистную тряпку, швырнул в слякотную жижу и принялся ожесточенно топтать галстук ногами. Потом, опомнившись, подобрал дорогую вещь, встряхнул и сунул в карман пиджака.

«Да почему ж я такой нелепый?» – пульсировала в моей голове одна-единственная мысль. Я петлял вокруг «Гаваны», завершая уже второй круг. Внутрь заходить не хотелось. Из раскрытого окна на втором этаже неслись уютные звуки. Вот и отпраздновали…

Но в конце концов, я свободный человек! Почему бы мне не зайти в ресторан? Ну хотя бы пальто свое забрать я имею право?

– Старик, – донеслось до меня из раскрытых дверей, – тебе что, плохо? Проветриться вышел?

Ленька ни о чем не подозревал.

– Еще как плохо! – выкрикнул я. – Ты бы мне хоть фамилию своего заказчика назвал, прежде чем приглашать!

Тимирязьев продолжал недоумевать. Пришлось пересказать все обстоятельства торжественного вечера.

– Ну ты даешь! – изумился Ленька. – Это только тебе так повезти могло… Так какая твоя баба-то? Первая или вторая?

Теперь я уж и сам не знал какая.

– А та, с которой я пришел, все еще сидит? – осторожно спросил я.

– Ага. С какой-то усатой теткой разговаривает. Изольда.

Мороз пробирался все выше и выше.

– Может, зайдешь все-таки? А то ведь совсем окоченеешь.

Я вошел в теплый холл ресторана и присел на скамеечку. Может, теперь есть смысл приударить за Светланой, коль уж все так получилось?

– А как она, – поинтересовался я у Тимирязьева, – не грустит?

– Да вроде нет.

– Вызови ее. На пару минут…

Ленька согласился и полез наверх. Вскоре на лестнице появилась мадам Рыбкина, из зала донеслись буйные взвизги Ленькиного саксофона.

– Ну у тебя и рожа, – сказала Светлана, присев рядом со мной. – Здорово я тебя. Недаром все говорят, что у меня рука тяжелая.

– Что там такое? – встревожился я.

– Да ладно, сойдет за естественный алкогольный румянец. Куда теперь повезете, кавалер? – иронически спросила она. – В номера?

Я посмотрел на ее загорелую шею и почувствовал себя немного лучше.

– Давай посидим еще… – неуверенно предложил я.

Светлана округлила глаза.

– Ты совсем дурак или как? Можешь, конечно, оставаться, а я поехала…

Она подошла к гардеробу и накинула на плечи свою роскошную шубу. У дверей мадам Рыбкина еще раз посмотрела на меня и покрутила пальцем у виска:

– Ну пока, соблазнитель! До скорого…

Я, как небольшая гора, тупо сидел на скамеечке. И просидел бы еще тысячу лет, если бы не шум в зале.

– Пустите меня! – кричал пьяный Виталькин голос. – Пустите!

Но какие-то молодчики крепко держали обманутого мной друга. Наконец Рыбкин вырвался из цепких объятий и кубарем скатился с лестницы. Он пошарил мутными глазами по вестибюлю и, видимо не найдя Светланы, направился ко мне.