Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

Кстати сказать, моя жена неожиданно изменила свое негативное мнение о нем. Ее родственники в один голос нахваливали Леньку, и даже Василек перед отъездом хмыкнул нечто невразумительное:

– Ну, в натуре, он не полный дрек! Чтоб я тогда лук ел!

К такому емкому замечанию добавить было нечего. Мария время от времени спрашивала меня:

– Что же ты Леонида в гости не позовешь? Пусть сыграет нам что-нибудь.

Но Леонид весной был занят по горло. И не только ресторанно-музыкальной деятельностью, а в основном барышнями, наводнившими московские улицы.

Полюбила Мария и Игоря Хренова, с которым я неожиданно сдружился. И не только за то, что он платил мне немалые деньги за преподавание Чейза. Просто ни одна женщина на свете не могла плохо относиться к Хренову.

Он иногда появлялся в нашей квартирке с цветами для хозяйки и дорогим коньяком для меня. (С Игорем выпивать мне разрешалось. «Потому что с ним не напьешься», – говорила мадам Еписеева.) Он любезничал с женой, шутил и обсуждал дела со мной и обкуривал шторы душистым трубочным дымом. От него исходила прямо-таки солнечная энергия! Он постоянно строил планы. И не только строил, но и воплощал их в жизнь.

Например, слова Игоря о введении в гимназии курса го и мацзяна не оказались пустым звуком. Еще зимой я разыскал подвал, где в полном одиночестве сидел Автоклав Борисович, склонясь над своими костяшками и пуговками. Немолодой уже человек в очках с толстыми линзами, с бледным лицом грустного клоуна. Я предложил Автоклаву работу, и Хренов не только принял его, но и не забыл выплатить мне приличные комиссионные.

Чего не хватает обычно друзьям, так это бережного отношения к твоим финансам. У Игоря Хренова имелось и это достоинство. Так как же его не полюбить?

– Вот, учись, – иногда говорила Мария после его визита, – и цветочки тебе, и обхождение, и костюмчик, и проборчик на месте. А ты все рохля рохлей.

Я отзывался, что не мешало бы и мне обзавестись какой-нибудь приличной вещью. Маша отмалчивалась, а на следующий день я слышал отвратительное:

– Дорогой, это тебе…

Мадам Еписеева с заговорщицким видом протягивала мне маленький сверточек. И в мое безраздельное владение поступала пара носков или новая зубная щетка.

Моя жена подружилась и с Ларисой Пастернак. Их симпатию я отметил еще в день свадьбы, но апогея эта дружба достигла к весне. Едва ли не каждый вечер Лариса торчала у нас на кухне, листая женские журналы и рассуждая о чем-то непонятном:

– Спинка прямая… Вытачки косые… Сплошная лайкра…

Маша внимала этой белиберде с открытым ртом. Мне все это не слишком нравилось, так как через пару дней после такого ликбеза жена отправлялась в поход по магазинам, не забыв раздраженно сказать:

– Посмотри на Лариску! Одевается, как богиня. Одна я хожу – чучело чучелом. Ничего приличного нет. Зачем только на работе надрываюсь?

– А это как же? – кивал я на Машины бедра, обтянутые новой юбкой. – Вы же вместе выбирали?

– Все равно у Лариски лучше, – недовольно отвечала она. – Ей Виталька из Германии тряпки привозит.

Я боязливо соглашался с тем, что «у Лариски лучше», и нарывался на взрыв гнева.

– Значит, я тебе не нравлюсь?

Что ж это такое! Но я все понимал. Давным-давно у моей матери была подруга – продавщица в шляпном отделе ГУМа. Однажды она задумчиво сказала мне:

– Знаешь, Сеня, двадцать лет уже работаю в магазине, но еще ни разу не видела, чтобы подруга посоветовала подруге именно ту шляпку, которая ей больше всего идет.

Я запомнил эти слова. Но Маше не говорил – еще подумает, будто я стараюсь очернить ее лучшую подругу. И ведь будет права! Ларису Пастернак я и в самом деле на дух не переносил. Бедный Рыбкин! Его первая жена куда как лучше.

Кстати, Света по-прежнему жила в моей квартире на «Красногвардейской». Мария, разумеется, думала, что квартиру снимает исключительно занятая иностранка. Для убедительности я показал жене журнальную фотографию Маргарет Тэтчер, сообщив, что увидеться с нашей квартиранткой нет никакой возможности, потому как помещение нужно ей только на время краткосрочных визитов в Москву.

– Вот людям денег-то некуда девать! – изумилась Маша. – Эта дура и проживет-то, небось, один день, а платит за целый месяц.

Знала бы она, кто и, главное, сколько платит! Факультативный преферанс у меня уже сидел в печенках.

Мадам Еписеева частенько гостила у Ларисы (то есть у Витальки Рыбкина), заодно наведываясь и в мое холостяцкое жилище проведать обстановку и выяснить, не поцарапала ли Маргарет Тэтчер мебель. Но я вовремя предупреждал Светку, она придавала жилплощади необжитой вид и смывалась к своему директору.