Нонна Само - Пришла подруга

Вечером я была на концерте. Ах, это было так непривычно, так красиво, необыкновенно, что у меня горло перехватил спазм. Но когда на сцену вышла Лилька! Гибкая, изящная, как-то очень по-восточному соблазнительная, она легким вихрем носилась по сцене и вдруг замирала, неуловимо грациозным движением резко отводила руку, поднимала ладонь с длинными пальцами и яркими ногтями, не поворачивая головы, скашивала свои ярко подведенные глаза на ладонь и на несколько секунд превращалась в изысканную статуэтку какого-то восточного божества. И вновь ее подхватывал вихрь, и она, звеня бесчисленными браслетами на ногах и руках, молниеносно летела волчком по диагонали сцены. Зал взрывался аплодисментами, а я, уже не скрываясь, плакала – и от этой неведомой мне до сих пор красоты, и от счастья, и от гордости за Лильку, которая осуществила свою мечту… Она оставила мне свой адрес в Дели, а я написала ей несколько писем, но ответа не получила…

Недавно, придя домой с работы, оставив в прихожей тяжеленные сумки с продуктами, я вошла в комнату и как всегда включила автоответчик. «Подружка моя любимая, не сердись на меня, – услышала я Лилькин голос. – У меня все замечательно. Звоню тебе из Эдинбурга. Дели, танцы, Раджив – все в прошлом. Завтра мы с Джоном вылетаем на вертолете на Лох-Несское озеро, будем искать знаменитого ящера, ну ты, наверное, слыхала про новую экспедицию, Джон ее согласился субсидировать. Это так интересно, мне безумно повезло! Целую тебя!»

Я разгружала свои сумки и думала: «Бедная Лилька, и что она так мечется, когда же она, наконец, найдет себя, успокоится и будет жить нормальной жизнью, чего ей не хватает?» И уже позже, жаря котлеты, меня охватила такая тоска! Мне так захотелось тоже поехать с каким-нибудь Джоном искать Лох-Несское чудовище, а не жарить эти дурацкие котлеты, которые быстро съедятся моим прожорливым семейством, и кто о них вспомнит? И где мой добрый ангел, который перевернет мою жизнь?

Как-то мне приснился Бельмондо. Он был очень грустный. «Жизнь проходит, – сказал он, – а я никогда не был в Палермо. И, наверное, не буду». Я ему говорю: «Ну почему же? Садись в самолет и чеши в свое Палермо, тебе это раз плюнуть». Бельмондо досадливо поморщился: «Ты не понимаешь, Палермо – это в данном случае не город, это – символ. Просто я хочу сказать, что жизнь проходит и уже многое в этой жизни не удастся сделать». Я проснулась в плохом настроении. О своем сне рассказала подруге. «Жан-Поль прав, – сказала, подумав, подруга. – Действительно, надо, пока не поздно, что-то делать. Никаких особенно событий в нашей жизни ждать уже не приходится. Я, например, рано или поздно засяду с внуками, которых еще нет, но, надеюсь, будут, а ты… Ну еще разок сходишь замуж, разведешься и до пенсии будешь сидеть в своем отделе писем… Нет, надо придумать что-нибудь эдакое. Чего раньше и в голову не могло прийти. Как-то повернуть жизнь другим боком». «Ну и что, например, нам в голову не могло прийти?» – ехидно поинтересовалась я. «Ну не знаю… Ну, например… Ну написать детективный роман!»

Так Жан-Поль Бельмондо, сам того не ведая, повернул нашу жизнь другим боком. И с чего это он мне тогда приснился? Наверное, потому, что в подкорке сидел мой первый муж. Он был похож на Бельмондо, друзья его так и звали. Вроде бы не думала о нем, не вспоминала, но он где-то там в подкорке застрял. Интересно, подумала я, Бельмондо (который из сна) никогда не увидит Палермо, а я никогда не увижу своего бывшего мужа. Он то ли в Америке теперь живет, то ли в Европе. Даже если бы он приехал, с чего бы нам встречаться, ведь столько лет прошло, как развелись. Жили мы вместе десять лет, и хорошо жили, дружно и весело, но развод наш был предрешен. Дело в том, что мой муж был ужасный бабник, о чем я даже не подозревала. Нет, я знала, что ему нравятся женщины, он целовал им ручки и говорил комплименты, но что же в этом плохого? Я ему даже это в плюс ставила, потому что была уверена, что на этом все и кончается. Оказалось, что вовсе не кончается, а начинается. Он был смесью Казановы и Дон Жуана. Дон Жуан думал о своих удовольствиях, а Казанова – об удовольствиях своих бесчисленных любовниц. Такая между ними разница, утверждают исследователи. Я думаю, что мой любвеобильный муж думал об удовольствиях всех, и моих в том числе, но когда после десяти лет семейной жизни я выяснила, что… Да что там говорить! Я рассталась с ним сразу, одномоментно.

Два года проплакала, чего от себя не ожидала. «Все твой максимализм, все твоя гордыня!» – говорила подруга. «При чем здесь гордыня? И почему именно гордыня? – вопрошала я. – Просто гордость». «У тебя два цвета – белый и черный, – объясняла подруга, – так нельзя». «Да, да, а если их смешать, получится третий, серый цвет, который я не люблю», – не сдавалась я.