Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 1

— Где же мак-то? — наконец она спросила.

— Чево? — не поняла буфетчица.

— Я говорю: где же мак-то? Я уж почти всю булочку съела, а мака так и нету…

— Не знаю, — отрезала буфетчица. — У меня все булочки с маком!

— Так вот мака-то нету. Я-то ем, ем, все думаю: мак-то будет когда?

— А ты посмотри, может, он в конце там, — обнадежил кто-то из сочувствующих.

— Да чего ж смотреть, уж ничего не осталось! — в сердцах крикнула женщина. — Нету мака-то!

Этот диалог дословно записал мой отец. Год на дворе стоял — семьдесят девятый. Что мака не будет, было, в общем, уже понятно…

В инструкции по проведению производственной гимнастики, в Радиотехническом институте, было сказано: «Во избежание обрушения лепнины вместо упражнения “бег на месте” производить упражнение “бег на месте без участия ног”».

Лепнина, однако, все равно отваливалась, и основы дрожали под ногами…

В театре «Современник» шел ночной просмотр фильма Анджея Вайды «Человек из мрамора». Зал, привыкший к аншлагам, был забит под завязку. История рабочего парня, обманутого и преданного Компартией, — в центре Москвы, пускай ночью и один раз, но абсолютно легально!

Год был, наверное, восемьдесят третий — во всяком случае, точно до Горбачева. Советская власть давала трещину прямо на глазах…

В начале восьмидесятых один студент ГИТИСа нанялся ночным сторожем в музей Николая Островского.

Студент был не дурак: работа не бей лежачего (чуть ли не в прямом смысле), зарплата — семьдесят целковых, внизу — ресторан Дома актера… Но, всей этой синекурой не ограничившись, студент на время своих посиделок в ресторане начал сдавать кровать Николая Островского проституткам с Тверской.

По трешке за сеанс.

Ту самую кровать, где было написано про жизнь, которая дается человеку один раз.

Студент хлопотал насчет приработка, а метафора сложилась сама.

Вышеупомянутый ресторан был частью родного для нас Дома актера. Дом этот сгорел в ужасном пожаре в 1988 году, но и сегодня, сквозь стеклянный куб торговой галереи, я вижу призраки тех коридоров и гостиных.

…Конец семидесятых; Давид Самойлов читает стихи — маленький, крепкий, в огромных лупах-очках. Просят что-нибудь из нового; он некоторое время копается в листках — вот это!

«Но зато — дуэт для скрипки и альта!»

Я слышал едва ли не первое исполнение этого классического стихотворения…

Легкость самойловского ума.

— Почему вы, москвич, живете в Пярну?

Секундная пауза.

— Давайте я вам лучше расскажу анекдот.

И Самойлов рассказывает анекдот про английского лорда, который каждый вечер приходил в гости к другому лорду. Они курили трубки, пили кофе… И так каждый день, двадцать лет подряд. И вот однажды — шесть вечера, а его нет. Семь вечера, восемь… В девятом часу встревоженный хозяин велит запрягать и едет узнать, что случилось.

Приятель сидит дома один — курит трубку, пьет кофе.

— Сэр! Почему вы не у нас? Что случилось?

— Знаете: надоело!

Смех в зале на это «надоело» — совсем не по английскому адресу…

Другой вечер, другой классик — Рита Райт-Ковалева. Переводчик — в ее случае слово недостаточное: сэлинджеровский Холден заговорил на таком поразительном, живом русском языке, которого еще не было и здесь!

Она рассказывает о тех, кого знала близко: Володя, Аня, Боря, Осип… — и дух захватывает от гула времени. Вот же оно, рядом, в одном касании!

На вопрос, кто ей нравится из пишущих сегодня:

— Русский поэт Иосиф Бродский, в настоящее время живущий в Швеции.

Рита Яковлевна ошиблась с географией: в Швеции Бродский гостил, а жил все-таки в США. Я узнал все это гораздо позже, а тогда — надо бы, думаю, запомнить: Иосиф Бродский!

Год на дворе — семьдесят восьмой.

В театры я проходил по студенческому билету, но на галерку не шел, а, дождавшись темноты, пробирался в партер, где всегда были свободные места из невыкупленной «брони».

Таким образом я оказался и в партере театра Моссовета, где ереванский театр играл шекспировского «Кориолана» — на армянском языке, с русским переводом. Я прополз по темному проходу, нащупал высмотренное заранее свободное кресло, сел и стал шарить руками в поиске наушников.

— Держите, — с легким акцентом сказал голос рядом.

— А вы? — шепнул я.

— Мне не надо.

И я надел наушники.