Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 2

Пришел поздравить Гердта и Евгений Миронов. Присел на кровать, разговаривают. Вдруг Гердт встрепенулся:

— Женя, знаешь — меня же орденом наградили!

Гордость за получение цацки в устах Зиновия Ефимовича звучала так неожиданно, что Миронов растерялся.

— Да, — весомо продолжал Гердт, — я орденоносец! — И, с места в карьер:

— Таня, Катя! Где мой орден? Давайте его сюда!

Пришла Татьяна Александровна: Зямочка, зачем тебе орден?

Гердт — в крик:

— Дайте мне мой орден! Что я лежу, как мудак, без ордена!

Нашли орден. Гердт положил его на халат, полежал так немного и сказал:

— Вот, Женя. «За заслуги перед Отечеством третьей степени».

Помолчал и добавил:

— То ли заслуги мои третьей степени, то ли Отечество…

…Зиновия Ефимовича на его родине, в маленьком городе Себеж, благодарные земляки решили поставить памятник. На цоколе придумали написать: «Великому артисту Зиновию Гердту».

Татьяна Александровна забраковала слово «великому». Сказала:

— Оставьте что-нибудь Чаплину…

Ах, как бы Зиновий Ефимович, гений самоиронии, порадовался этой фразе!

Дело было в семидесятых.

Поезд ехал по Средней Азии — от Ташкента вглубь. Наступило очередное утро. За окнами тянулся безнадежный пейзаж; у окон, глядя в этот пейзаж безнадежными взглядами, стояли: Роман Карцев, Виктор Ильченко и их друг, режиссер Исай Котляр, ехавший с ними на гастроли. А рядом с Исаем у окна стоял полковник госбезопасности, ехавший вглубь по своим госбезопасным делам.

Верблюды, саксаулы, домики-мазанки, барханы, барханы…

И Исай Котляр, глядя на все это, вдруг печально и отчетливо молвил, поворотясь к полковнику:

— Вот что здесь было до советской власти…

В этой фразе таилась неуязвимость синкопы, смещающей удар на неударную долю. Чекист захлебнулся от ярости и ушел в свое купе, хлопнув дверью.

— Доброй ночи, — сказал в ночи глухой мужской голос, совершенно мне неизвестный. — Передайте, пожалуйста, Людмиле Александровне, что бешеные суки не щенятся…

— Что? — переспросил я, пытаясь проснуться.

— Передайте Людмиле Александровне, что бешеные суки не щенятся… — настойчиво повторил глухой голос.

— Хорошо, — согласился я, покрываясь испариной.

Неизвестный на том конце провода помедлил секунду и повесил трубку, а я остался сидеть в ночи у телефона, как мешком ударенный.

Я понял, что моя жена начала работать на какую-то иностранную разведку…

Наутро выяснилось: нашу девятилетнюю дочку на даче укусила многодетная собака, и жена (перед тем как на ночь глядя повезти Валентину в больницу) успела по телефону озадачить знакомого врача вопросом о приметах собачьего бешенства.

А меня, значит, решила не беспокоить.

И вот глубокой ночью звонок и — «бешеные суки не щенятся»…

Баба Саша работала в регистратуре в поликлинике. Отсидев однажды две смены подряд, она отправилась домой и по дороге зашла в гастроном. В рыбном отделе долго смотрела на витрину, пытаясь собраться с мыслями, и наконец, ткнув пальцем в какую-то рыбу, спросила:

— Как фамилия?

Продавщица посмотрела на рыбу, подумала и ответила:

— Треска.

…вообще — обычное дело …

Когда за утренним кофе вместо слова «сливки» глаза прочли на упаковке слово «силовики», я понял, что пора завязывать с политической публицистикой…

Но это что! Мой приятель, женатый на учительнице младших классов, рассказывал: придя домой за полночь, он лег в супружескую постель и, исполнив супружеский долг, услышал от не вполне проснувшейся жены:

— Садись, пять.

Переехав из Москвы в Бостон, антрепренер Табанский вывез на атлантические берега и свою репутацию. Это была репутация человека желчного и прижимистого…

Табанский работал над собой и через какое-то время твердо укрепил репутацию в новом диапазоне — между отсечками «скупердяй» и «жлоб». Оставалось сделать последний шаг к совершенству, и он пришелся на мои гастроли по Америке: Табанский стал «кидалой».

Я не в обиде: за несколько сотен долларов получить в бессрочное пользование полноценный комический персонаж — я считаю, удачная сделка!

Так вот, о персонаже: возя меня по бескрайним хайвеям, мистер Табанский решил тряхнуть советской стариной и завел песню про молодого бойца — того самого, который пытался передать товарищам через коня, что погиб за рабочих… Ну, вы помните эту ужасную историю.