Глупец! Неужели ему не известно, что погружаться в глубокий сон в уединенном загородном доме, да еще
Когда горничные спят в Дальнем крыле, это поступок, граничащий с безумием? Но вы заметили? Сэр Чарлз ! Он баронет. Вот это-то и придает делу особый шик. И вы, должно быть, заметили еще одну деталь: мы оставили в замке дворецкого, как только что оставили привратника в доме мистера Кактуса. Разумеется, не он убил сэра Чарлза, но местная полиция всегда первым делом арестовывает именно дворецкого. Ведь как-никак, а кто-то видел, как он точил на кухне кухонный нож и приговаривал: «Я ему покажу, этому старому негодяю».
Итак, вот вам отличный материал для начала рассказа. Труп сэра Чарлза обнаруживает на следующее утро «перепуганная» служанка (служанки всегда бывают перепуганы), которая «даже не может членораздельно рассказать, что именно она видела» (они никогда не могут). Затем в замок приглашают местную полицию (инспектора Хиггинботема из Хопширского полицейского участка), и та признает себя «бессильной». Всякий раз, как читатель слышит о том, что вызвана местная полиция, он снисходительно улыбается, ибо знает, что эта полиция приезжает исключительно для того, чтобы «признать себя бессильной».
В этом месте повествования и появляется Великий сыщик, присланный для специального расследования самим Скотленд-ярдом или через его посредство. Это вторая необходимая деталь – Скотленд-ярд, что буквально означает шотландский двор. Однако он не имеет никакого отношения к Шотландии и совсем не двор. Будучи знаком с этим учреждением только по детективным романам, я представляю его себе как своего рода клуб, находящийся в Лондоне где-то близ Темзы. Сам премьер-министр и архиепископ Кентерберийский бывают там чуть ли не каждый день, но они так строго соблюдают свое инкогнито, что вам и в голову не придет, что они – это они. И, кажется, даже члены королевской фамилии иной раз совещаются в этом Скотленд-Ярде с местными мудрецами, а ведь в английском языке слово «королевский» почти всегда звучит иносказательно и употребляется в тех случаях, когда речь идет о предмете слишком «высоком», чтобы о нем можно было говорить вслух.
Так или иначе, но Скотленд-Ярд посылает в замок Великого сыщика либо в качестве своего представителя, либо в качестве частного лица, к которому этот самый Скотленд-ярд обращается в тех случаях, когда уж окончательно заходит в тупик, – и Великий сыщик приезжает, чтобы раскрыть тайну.
Тут перед нами возникает небольшое техническое затруднение: нам очень хочется показать, что за удивительный человек этот Великий сыщик, но мы не можем сделать рассказчиком его самого. Он слишком молчалив и слишком значителен. Поэтому и наши дни обыкновенно применяется следующий способ. Великого сыщика постоянно сопровождает некий спутник, некий безнадежный простак, который ходит за ним как тень и безмерно восхищается им. С тех пор, как Конан-Дойль создал свою схему – Шерлок Холмс и Уотсон, – все остальные попросту списывают с него. Итак, рассказ всегда ведется от лица этого второстепенного персонажа. Увы, сомнения быть не может, это чистой воды простак. Проследите, как он теряет всякую способность рассуждать и снова обретает ее в присутствии Великого сыщика. Вот, например, сцена, когда Великий сыщик приходит на место действия и начинает осматривать те самые предметы, которые уже безрезультатно осматривал инспектор Хиггинботем.
«– Но каким же образом, – вскричал я, – каким же образом – во имя всего непостижимого! – можете вы доказать, что преступник был в галошах?
Друг мой спокойно улыбнулся.
– Взгляните, – сказал он, – на эту полоску свежей грязи перед входной дверью. В ней около десяти квадратных футов. Если вы посмотрите внимательно, то увидите, что здесь недавно прошел человек в галошах.
Я посмотрел. Следы от галош виднелись там довольно отчетливо – не менее дюжины следов.
– До чего ж я был глуп! – вскричал я. – Но скажите мне вот что – Каким образом вам удалось узнать длину ступней преступника?
Мой друг снова улыбнулся все той же загадочной улыбкой, – Я измерил отпечатки галоши, – ответил он спокойно, – и вычел толщину резины, помноженную на два.
– Помноженную на два? – воскликнул я. – Но почему же на два?
Я учел толщину резины у носка и пятки, – сказал он.
Читать дальше