Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Хочу сказать тебе несколько слов.

Он вытащил из нагрудного кармана сложенную бумажку и, стараясь держать так, чтобы мне не дотянуться, развернул ее. У меня чуть сердце не остановилось: это было письмо, которое я несколько дней назад написал и, вложив в какую-то книгу, передал Лейли. Пришепетывая, Пури спросил:

– С каких это пор наш молодой господин изволил влюбиться?

– Я… я…

– Именно ты.

Не отдавая себе отчета в том, что говорю, я выпалил:

– Я никакого письма не писал. И вообще я…

– Странно! Значит, молодой господин не писал?

И, продолжая следить, чтобы я не выхватил бумагу у него из рук, начал негромко читать:

– «Дорогая Лейли, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты знаешь, что без тебя жизнь моя бессмысленна…»

– Пури, клянусь… – дрожащим голосом проговорил я.

– Извольте дослушать до конца! «С тех пор, как я услышал, что этот осел-губошлеп возвращается…» – Тут Пури поднял голову: – Если бы не сегодняшняя свадьба, губошлеп тебе так бы по губам вмазал, что ты бы и зубы проглотил! Я тебе такого осла-губошлепа покажу – до конца дней будешь помнить!

– Пури, жизнью отца клянусь…

– Заткнись! Твой отец сам такой же – нищий без роду, без племени!

Этого я уже не мог стерпеть, собрав все силы, я стукнул его по шее, пытаясь выхватить письмо, но мои старания были тщетными – я схлопотал только здоровенную затрещину. Кровь бросилась мне в голову, и я кинулся на него, словно барс, но меня встретила другая затрещина. И тогда я с досады отчаянно лягнул его в пах и, как ветер, понесся к нашему дому. По его воплям и тому переполоху, который вслед за тем поднялся, я понял, что удар получился крепкий.

Я забрался в убежище под скатом крыши, где я так часто прятался в детстве, и затаился там, прямо над головами тех, кто меня искал. Отец с матерью меня звали, уговаривали выйти, но я по-прежнему неподвижно и молча сидел в своем тайнике. Я слышал, как они говорили друг другу: он где-нибудь спрятался, ничего, найдется в конце концов. Когда суматоха улеглась, вдруг послышался голос Асадолла-мирзы, который обходил комнату за комнатой, окликая меня. Только он подошел ближе, я тихонько сказал:

– Дядя Асадолла, я здесь.

– Как ты туда забрался?… Ну-ка, ну-ка! Да не бойся, слезай, я один тут.

Я спустился вниз, и он со смехом сказал:

– Ну и молодец! Ты ведь этому парню все на свете отшиб… Это тоже неплохой ход: сам не ездишь в Сан-Франциско, так и другому эту дорожку закрой!

– А как там Пури?

– Да никак, шлепнулся посреди двора, сознание потерял, за доктором Насером оль-Хокама посылали. Сейчас полегчало немного… Из-за чего все началось-то?

– Он украл письмо, которое я написал Лейли. И отца моего обругал. А он говорил что-нибудь дядюшке?

– Нет, а вот с отцом твоим о чем-то беседовал.

– Что же мне теперь делать?

– Посмотрим, может, еще утрясется все. Но вообще-то Полковник тебе всячески грозил. Теперь-то ты мало-помалу поймешь, что тот путь, который я тебе советовал, самый легкий.

– Какой путь, дядя Асадолла?

– Через Сан-Франциско.

Из-за этого происшествия я был лишен возможности присутствовать на свадьбе Гамар. Поздно вечером, когда родители вернулись, я уже был в своей комнате. Дверь я на всякий случай запер. Отец постучал и велел мне открыть. Голос у него был сердитый и встревоженный. Дрожа от страха, я отворил дверь. Отец вошел, сел на железную кровать. Я стоял, опустив голову. Помолчав немного, отец спросил:

– Я слышал, ты завел шашни с Лейли?

– Это ложь. Поверьте, что…

– Зря стараешься. Пури показал мне письмо, которое ты ей написал.

Мне пришлось прикусить язык. Отец помолчал, потом с мягкостью, которой я никак не ожидал от него, сказал:

– Сынок, ты, видно, не подумал, что, если твой дядюшка узнает об этом, он всю нашу семью в пух и прах разнесет?

Немного осмелев, я прошептал:

– Я люблю Лейли. …

– Давно ли?

– С тринадцатого мордада прошлого года.

– Господи боже, какая точность! Ты, наверное, и час запомнил?

– Да, с без пятнадцати три!

Отец положил руку мне на плечо и тихонько спросил:

– Скажи-ка, а ты, я надеюсь, к делу не перешел?

Я не сразу сообразил, куда он клонит, и ответил:

– Я ей несколько писем написал.

– А она что?

– Она тоже меня любит, отец.

– Ладно… А теперь говори прямо, что вы натворили.

– То есть вы имеете в виду наши разговоры и обещания друг другу?

– Да нет, теленок ты этакий, – нетерпеливо сказал отец. – Я хочу знать, выражаясь словами Асадолла-мирзы, Сан-Франциско было или нет?