«Эх лимончики, вы мои лимончики...»
Однако после девятой рюмки Берлянчик вдруг помрачнел и с угрюмой тоской заговорил об инопланетянах.
— Инопланетяне, — произнес он и обвел всех безоговорочным взглядом, — славные ребята... Обратите внимание, господа, при их неограниченных технических возможностях, они никого не истребляют и даже не берут...
— Кто их знает, этих инопланетян, — снисходительно заметил Утюжня, как обычно говорят с пьяными или детьми, и постучал сигаретой по серебряному портсигару.
— Нет, я не спорю, — распалялся Додик. — Возможно, их исторические предки тоже штрафовали, вымогали и крали золотые окуляры из расстрелянных машин, но теперь они другие. Умней и совершенней! Истинные дети космического разума. Потому они летают из космоса над Чумкой, а мы сидим в этой рыгаловке и пьем «Текилу четыре пистолета»... А вот возьмите человека... — он повернулся к Утюжне. — Ну, хотя бы ваше ведомство, к примеру...
— Моя работа? — скривился Утюжня. — Вы пригласили меня в ресторан, чтобы говорить о ней?
В помутненном сознании Берлянчика мелькнул испуг, что он собирается сказать что-то неуместное, но на лице его уже расползлась широкая пьяная ухмылка.
— Нет, — грустно покачал он головой. — Не для этого. Я пригласил вас, чтобы подкупить.
— Меня?!
— Да, вас. Интеллигентно и красиво. Но этот мстительный субъект отказался пить, и все мои планы полетели к черту.
Глаза Утюжни стали ледяными.
— Вы много выпили на пустой желудок. Ешьте, ешьте. Так нельзя.
Виталий Тимофеевич жующим голосом добавил:
— Да, утроба может воспротивиться.
— Молчите, симулянт!
К счастью грянул оркестр и певица, затянутая в черную кожу, запела:
«Он уехал вдаль на ночной электричке
С горя б закурить, да промокли все спички...»
Это отвлекло Берлянчика от опасной темы. Он встал из-за стола и, пошатываясь, спустился по аллее к танцплощадке. Среди танцующих было много юбиляров. Они молодецки вертели бедрами и топали ногами, стараясь держать быстрый темп и не уступать в легкости и элегантности движений молодежи. Но, видимо, их старые непослушные сердца то и дело срывались в животы или поднимались к горлу и безнадежно застревали там. Тогда лица их белели, ноги и руки срывались с такта, а рты открывались, как у выброшенных на берег карасей.
— Все, Тала! — сказал один из них. — Больше не могу! Забарахлил мотор...
Пожилая дама была много крепче своего партнера и еще дышала азартом танца. Берлянчик тут же подхватил ее.
— Разрешите?
Она охотно кивнула седой пеной волос, отлитой в какие-то невероятно пышные кренделя.
Юбилярша танцевала с юным жаром, но без особого лоска. Она вертела красными ручками в старческих перевязочках, которые выглядывали из белых кружевных манжет, и беспорядочно топала ногами, исполняя что-то среднее между «рэпом» и «барыней».
Однако, несмотря на это, Берлянчик был счастлив! Он устал от «Клуба гениев», от своих и чужих фантазий, от стрельбы, воровства, штрафов, судов, от монархистки и Утюжни, и был рад «Текиле четыре пистолета», освободившей его от всех проблем на свете. «Да здравствует Виталий Тимофеевич! — с восторгом думал он. — Да здравствует подлый интриган!».
— Земфира! Фея! — шептал он старушке. — Воздушное создание?
В момент этого необузданного душевного подъема он прижал юбиляршу к себе и даже чмокнул ее в шею, размазав по дряблым глубоким морщинам каплю пьяной сопли. «А стукнет семьдесят годков,— подумал он, — баба ягодка опять… Золотой возраст! Никаких душевных травм и обязательств!».
Следующий танец «Семь сорок» Берлянчик плясал, скинув пиджак и вращая его пропеллером над головой, а после танца он подошел к эстраде, попросил микрофон и не лишенным приятности баритоном запел:
— Стрэнджэр эд тзе найт...
Но тут по каменным ступенькам входа вбежал какой-то разъяренный субъект, выхватил микрофон из рук Берлянчика и отвесил ему звонкую оплеуху:
— Мерзавцы! — орал он. — Сколько может продолжаться эта вакханалия? Уже третий час ночи! У меня ребенок не может заснуть! Я депутат горсовета! Я завтра же закрою этот балаган!
Депутат уже не впервые прибегал в «Капитан Дрейк», скандалил и грозил закрыть «этот балаган». Но поскольку старые уголовные связи Пети Димовича были намного выше представительских, депутат уходил восвояси ни с чем. Он снова ложился спать, закрыв голову подушкой, чтобы не слышать про электричку, спички и ночную даль.
Читать дальше