Том Шарп - Флоузы

Начав осуществлять свой план скорейшего доведения старика до смерти, миссис Флоуз решила играть роль ревностно исполняющей свои обязанности жены. Не отвергая более его домогательств, она, напротив, всячески поощряла его на то, чтобы спать с ней как можно чаще, подвергая тем самым сердце постоянному напряжению. Однако простатит, которым страдал Флоуз, сильно мешал тому, чтобы секс был частым явлением в их жизни. Миссис Флоуз взяла себе за правило приносить мужу по утрам в постель чашку чая с предварительно размешанным в нем порошком парацетамола, который, как она где-то прочла, плохо отражается на почках. Старый Флоуз не пил этот чай, но, чтобы не огорчать супругу, выливал его в ночной горшок. Когда она потом выносила этот горшок, то цвет содержимого еще более поднимал ее надежды и настроение. Правда, в содержимом плавали чаинки, что было хорошо видно. Однако утонченная привередливость миссис Флоуз помешала ей разобраться в этом, следствием чего было появление еще одной тщетной надежды – на этот раз на то, что ее муж страдает серьезным расстройством мочевого пузыря. И наконец, она организовала ему диету с максимальным содержанием холестерина. Старый Флоуз на завтрак получал яйца всмятку, на обед – яичницу с бараниной, на ужин ему давали свинину с гоголем-моголем на десерт, и перед самым отходом ко сну ему предлагали напиток из взбитых яиц с сахаром и вином. Можно сказать, что Флоуз жил на одних яйцах.

Миссис Флоуз изучала все рекомендации известного диетолога профессора Юдкина, однако поступала не в соответствии с ними, но прямо наоборот. Так, в свой арсенал диетических ядов она добавила сахар, и, уговаривая старого Флоуза скушать еще яичко или же взять лишний кусочек жареной ветчины, она в то же время в изобилии уснащала стол всевозможными сладостями, пирожными и печеньями, почти целиком состоящими только из сахара. Все это, вместе взятое, вызвало у старика колоссальный прилив сил, и в те часы, когда он не сидел в кабинете, Флоуз в весьма энергичном темпе гулял по болотам – чего он не делал уже давно. Миссис Флоуз с отчаянием наблюдала и этот прилив жизнелюбия, и то, как увеличивается ее собственный вес. Чтобы отравить старика при помощи переедания, она должна была и сама придерживаться той же диеты; но ей эта диета была категорически противопоказана. В конце концов, в последнем приступе отчаяния, она решила приохотить старого Флоуза к портвейну. Флоуз с энтузиазмом воспринял ее совет, и ему это тоже пошло только на пользу. Миссис Флоуз попробовала было добавлять в графин с портвейном бренди. Старый Флоуз, чей нос прекрасно разбирался в винах, немедленно учуял это и поздравил ее с удачным изобретением.

– Это придает вину больше крепости, – заявил он. – И как я сам до этого не додумался! Явно больше крепости.

Миссис Флоуз мысленно выругалась, но была вынуждена согласиться: портвейн с добавлением чуть большего, чем обычно, количества бренди действительно выигрывал в крепости, как бы прибавлял плоти. Но и сама она тоже: миссис Флоуз неудержимо полнела, все платья стали выглядеть на ней так, как будто их шили на другую женщину. Заметное увеличение ее объемов доставляло старому Флоузу немалое удовольствие, и он все чаще отпускал Додду шуточки насчет того, что чем баба шире, тем лучше она в постели. Миссис Флоуз при этом понимала и чувствовала, что Додд ни на мгновение не спускает с нее глаз. Ее это нервировало. К тому же любимая колли Додда взяла скверную привычку рычать, когда миссис Флоуз проходила слишком близко к ней.

– Не пускайте эту собаку в кухню, – с раздражением сказала она как-то Додду.

– Если на кухне не будет этой собаки, то не будет и меня, – ответил Додд. – Интересно, как вы станете обогреваться, если я прекращу ходить на шахту за углем. Не хотите видеть меня в кухне – придется копать уголь самой.

Миссис Флоуз не собиралась становиться шахтером, о чем она и заявила.

– Тогда собака остается здесь, – подвел черту Додд. Миссис Флоуз дала себе слово, что этой колли в кухне не будет; однако привычка Додда кормить собаку самому помешала ей подмешать толченое стекло в собачью еду. В целом то лето оказалось для миссис Флоуз очень трудным, и она – что было для нее совершенно нетипично – с тоской ожидала наступления унылой зимы. Тогда у нее будет больше возможностей сделать жизнь во Флоуз-Холле невыносимой.

Между тем Локхарт уже добился на Сэндикот-Кресчент определенных успехов. Отправив Литтл Уилли – таксу Петтигрю – в потустороннюю жизнь, в существовании которой уже больше не сомневались Вильсоны, он получил возможность свободно передвигаться по участкам и птичьему заказнику во время своих ночных операций. Мистер Грэббл, жену которого он видел в объятиях Симплона, оказался европейским представителем какой-то фирмы, производившей электронное оборудование, и часто уезжал на континент в командировки. В периоды его отсутствия миссис Грэббл и Симплон обычно устраивали свои, как называл их Локхарт, свидания. Симплон в таких случаях оставлял машину за две улицы от Сэндикот-Кресчент и шел до дома Грэбблов пешком, а после свидания возвращался за машиной и уже на ней подъезжал к собственному дому – дому номер 5. Дальнейшие наблюдения позволили установить, что мистер Грэббл, отправляясь в командировки, всегда оставлял дома номер телефона в Амстердаме, по которому в случае необходимости его можно было найти. Локхарт узнал об этом, просто отперев ключом из комплекта покойного Сэндикота дверь дома номер 2 и порывшись там в телефонной книжке Грэбблов, лежавшей на секретере. В один из жарких дней июня он взял на себя труд отправить Грэбблу в Амстердам телеграмму, в которой тому рекомендовалось срочно вернуться домой в связи с опасным заболеванием жены – настолько опасным, что ее нельзя даже перевозить из дома в больницу. Подписав эту телеграмму, якобы отправленную врачом, вымышленным именем, Локхарт потихоньку залез на один из телеграфных столбов, стоявших на территории заказника, и обрезал телефонную линию, шедшую к дому Грэбблов. После чего отправился домой, попил чайку, а когда стало темнеть, пошел на тот перекресток, около которого Симплон обычно оставлял свой автомобиль. Машина была на месте.