Том Шарп: Флоузы

– К черту мое завещание, сэр, – заявил старый Флоуз. – Я напишу завещание, когда буду знать, кому оставляю свои деньги, и не раньше. А что за совет вы мне хотели дать?

– Отправляйтесь в путешествие, – сказал Балстрод. – Куда-нибудь, где тепло и солнечно. Мне говорили, что кормят в таких поездках отменно.

Флоуз внимательно разглядывал содержимое графина в раздумывал над предложением. В совете его друзей было что-то привлекательное; а кроме того, окрестные фермеры начали в последнее время жаловаться, что Локхарт, которому уже не хватало живых мишеней, стал тренироваться в стрельбе по овцам с полутора тысяч ярдов. Справедливость этих жалоб подтверждалась тем, что готовил Локхарт. Как подсказывали старому Флоузу его пищеварение и совесть, в их доме что-то часто стали есть баранину. Наконец Локхарту уже исполнилось восемнадцать лет, и парня давно пора было куда-нибудь сплавить, пока он никого не подстрелил. Как бы в подтверждение этих мыслей с кухни донеслись меланхолические звуки нортумберлепдской волынки, на которой играл Додд. Локхарт сидел напротив него и слушал с тем же выражением, с каким он внимал рассказам Додда о добром старом времени, о том, как лучше всего приманить чужого фазана или ловить руками форель.

– Я подумаю об этом, – произнес в конце концов Флоуз.

Обильный снег, выпавший в эту ночь, заставил его решиться, и, когда Балстрод и доктор Мэгрю спустились к завтраку, старый Флоуз находился в лучшем расположении духа и был более сговорчив.

– Всю подготовку оставляю на ваше усмотрение, Балстрод, – сказал он, покончив с кофе и раскуривая потемневшую от времени трубку. – Ублюдок поедет со мной.

– Ему потребуется свидетельство о рождении, чтобы получить паспорт, – сказал адвокат, – и…

– Кто в канаве родился, там и сдохнет. Я зарегистрирую его только тогда, когда буду знать, кто его отец, – прервал Флоуз, глаза которого рассерженно засверкали.

– Хорошо, – ответил Балстрод, которому не хотелось с самого утра снова возвращаться к теме лупцевания кнутом. – Полагаю, мы сможем записать его в ваш паспорт.

– Но только не так, чтобы я оказался его отцом, – зло пробрюзжал в ответ Флоуз, глубина чувств которого к внуку отчасти объяснялась страшным подозрением, что сам он тоже мог оказаться причастен к зачатию Локхарта. В его сознании сохранилось туманное воспоминание о том, как, будучи в состоянии сильного подпития, он провел ночь с экономкой, которая задним числом показалась ему моложе, чем он привык ее видеть днем, и сопротивлялась сильнее обычного. – Только не так, чтобы я выглядел его отцом.

– Внесем его в ваш паспорт с указанием, что вы приходитесь ему дедом,

– сказал Балстрод. – Мне понадобится его фотография.

Флоуз прошел в кабинет, порылся в ящиках секретера и возвратился с фотографией Локхарта, сделанной, когда ему было десять лет. Балстрод с сомнением изучал ее.

– Он сильно изменился с тех пор, – заметил адвокат.

– На мой взгляд, нет, – ответил Флоуз, – а мне лучше знать. Он всегда был таким тощим и выглядел как деревенщина.

– Да, и к тому же с практической точки зрения его просто не существует, – сказал доктор Мэгрю. – Он не зарегистрирован в Национальной службе здравоохранения, и, если он когда-нибудь заболеет, я предвижу серьезные трудности с получением лечения.

– Он за всю жизнь не болел и дня, – возразил Флоуз. – Более здоровущего типа и представить себе трудно.

– Но с ним может произойти какой-нибудь несчастный случай, – высказал предположение Балстрод. Старик с сомнением покачал головой.

– На это нельзя и надеяться. Додд свидетель, этот парень знает, как действовать в неприятных ситуациях. Слышали поговорку, что лучший лесник получается из браконьера? – Балстрод и доктор Мэгрю подтвердили, что слышали. – Так вот, с Доддом все наоборот. Он тот лесник, из которого получится лучший браконьер, – продолжал Флоуз, – он и ублюдка воспитал так же. Когда этот парень окажется за границей, на двадцать миль вокруг него никто не будет в безопасности.

– Кстати, о загранице, – вставил Балстрод, который, будучи законником, не хотел ничего знать о противозаконных выходках Локхарта. – Куда бы вы хотели отправиться?

– Куда-нибудь к югу от Суэца, – ответил Флоуз, представление которого о Киплинге тоже не соответствовало действительности. – Все детали я оставляю на ваше усмотрение.

Три недели спустя Локхарт и его дед покидали Флоуз-Холл в старинном экипаже, который Флоуз-старший использовал для церемониальных выездов. Он остерегался автомобилей, как и вообще всех этих современных нововведений. Додд правил, а позади экипажа был привязан сундук, которым Флоуз воспользовался последний раз в 1910 году, отправляясь в Калькутту. Когда лошади, стуча копытами по металлическому настилу, отъезжали от поместья, сердце Локхарта было переполнено ожиданиями чего-то необычайного. Это было его первым путешествием, и оно вело Локхарта в тот мир, который он до сих пор представлял себе только по воспоминаниям деда и силой собственного воображения. Поездом они добрались вначале от Гексама до Ньюкастла, а потом дальше, до Лондона и Саутгемптона. Флоуз все это время жаловался, что железные дороги не те, какими они были сорок лет назад, а Локхарт с удивлением открывал для себя, что, оказывается, не у всех женщин бывает растительность на лице и варикозные вены. К тому времени, когда они добрались до теплохода, старый Флоуз был усилиями билетных контролеров измотан до такой степени, что ему уже не единожды казалось, будто он снова в Калькутте. С огромными трудностями и без всякой проверки паспорта его подняли по трапу на теплоход и там проводили вниз в каюту.