Локхарт молчал, машинально водя ручкой по листу бумаги, на котором возникал силуэт болотного разбойника.
– Я бы хотел избежать подобной необходимости, – ответил он после долгого молчания. – Поговорю вначале с Балстродом. Он всегда занимался налогами деда. Съезди в Покрингтон, позвони ему, чтобы он приехал.
Балстрод приехал на следующий день. Локхарт встретил его, сидя за письменным столом в кабинете деда, и адвокату показалось, что в молодом человеке, которого он привык считать незаконнорожденным ублюдком, произошла серьезная перемена.
– Хочу, чтобы ты знал, Балстрод, – сказал Локхарт после того, как они обменялись приветствиями, – что я не собираюсь платить налог на наследство с этого имения. Балстрод откашлялся, прочищая горло.
– Полагаю, нам удастся избежать слишком высокой оценки наследуемого имущества, – ответил он. – Это имение всегда приносило одни только убытки. А кроме того, ваш дед не признавал никаких счетов и всегда стремился рассчитываться только наличными. И наконец, я, как его адвокат, имею определенное влияние на Уаймена.
– Что, что? – переспросил Локхарт.
– Откровенно говоря, я вел дело о его разводе, и я сомневаюсь, что ему понравилось бы, если бы некоторые его, скажем так, сексуальные наклонности стали бы широко известны, – уточнил Балстрод, явно не поняв сути вопроса.
– Плевать мне на сексуальные наклонности этого кровососа, – перебил Локхарт. – Его зовут Уаймен?
– Вы почти угадали эти наклонности, только вместо слова «кровь» надо подставить название известного отростка, и…
– Меня интересует его имя, Балстрод, а не наклонности к отросткам.
– Ах, имя, – Балстрод вернулся к реальности от тех фантазий, которым часто предавался в своем воображении и Уаймен. – Его зовут мистер Уильям Уаймен, это инспектор налоговой службы Ее Величества по району Срединных Болот. Можете не опасаться, он не станет чрезмерно вам докучать.
– Он вообще не должен мне докучать. Если он только появится на Флоузовских болотах, опасаться придется ему. Так ему и скажи.
Балстрод пообещал, что передаст эти слова, но пообещал как-то неуверенно. Серьезная перемена произошла не только в самом Локхарте, но и в его манере говорить. Раньше это была речь образованного человека, унаследованная от старого Флоуза; сейчас же произношение, манера речи, жаргон больше напоминали то, как говорил Додд. Но еще более странно прозвучали последовавшие за этим слова Локхарта. Он встал и уставился на адвоката горящим взором. В выражении его лица появилось что-то дикое, а в голосе зазвучал какой-то веселый, однако вселяющий ужас ритм.
– Езжай же в Гексам и скажи налоговым шутам, что если сунутся сюда, то я им в морду дам. Коль встретить смерть они хотят в кругу родных, в постели, пусть не суются во Флоуз-Холл, другой дорогой едут. Им быть охотниками здесь не светит никогда. Роль дичи ждет их. Я не дам им лезть в свои дела. Не дам подглядывать им в щель или стащить все то, что заработать я сумел, – поверь мне, ни за что. Коль надо будет – заплачу, отдам им шерсти клок. Но если ступят на порог, не унести им ног. От страха пот их прошибет, колени задрожат, законы вспомнят и судом мне станут угрожать – но это все пустяк! Я буду твердо здесь стоять, и им меня не взять. Так передай же им, Балстрод, все то, что я сказал. Я не хотел бы убивать, я это не люблю. Но если явятся искать, Бог в помощь, – я убью.
У Балстрода были все основания поверить тому, что он только что услышал. Кто бы ни стоял сейчас перед ним, выплевывая эти ритмические угрозы
– а Балстрод в глубине души не сомневался, что Локхарт не его современник, но какая-то генетическая катастрофа, – это существо привело бы в исполнение в самом буквальном смысле слова все свои угрозы. Человек, который смог из своего собственного деда сделать чучело… Балстрод задумался, подыскивая какое-то более подходящее слово, и решил, что лучше сказать «сохранил собственного деда на память», – такой человек был сделан из куда более прочного материала, чем общество, в котором он жил.
Еще одно подтверждение правильности этого вывода Балстрод получил, уже лежа в постели. Его уговорили тряхнуть стариной и остаться во Флоуз-Холле на ужин, а потом и на ночлег. Уже почти отходя ко сну, он услышал донесшийся с кухни звук нортумберлендской волынки Додда и чье-то пение. Балстрод встал с кровати, на цыпочках прошел к лестнице и стал прислушиваться. Пел Локхарт. И хотя Балстрод всегда считал себя отличным знатоком тех баллад, что поют на границе между Англией и Шотландией, и гордился этим, такой баллады ему прежде не доводилось слышать:
Читать дальше