Том Шарп - Звездный час Уилта

То же самое творится и в России, и в порабощенных странах Восточной Европы. Нет, там еще страшнее. Там таких, как Мэвис Моттрем, уже заставили замолчать, побросали в тюрьмы, упрятали в психушки. Оно и понятно: там, где царит безумие, здравомыслящие не в чести. Новые лагеря смерти не удостаиваются внимания телеоператоров и фотокорреспондентов. Это же надо: двадцать миллионов русских полегло на войне, которая грозила народу полным уничтожением, а теперь наследники Сталина смертельно боятся своего народа и не позволяют ему даже задуматься, как наладить нормальную жизнь, чтобы не производить технику, способную смести все живое с лица земли.

Безумно, бесчеловечно, глупо. А главное – заурядно. Заурядно, как амбиции доктора Мэйфилда, мечтающего превратить Гуманитех в академическую империю, как стремление ректора сохранить свой пост и избежать нежелательных пересудов. А что там себе думают преподаватели, чему хотят учиться студенты – наплевать. И вот теперь Уилт возвращается к этой жизни. Ничего не изменилось. Ева будет и дальше колобродить без удержу, близняшки вырастут и, вполне вероятно, станут цивилизованными людьми. Да. нет, едва ли. Цивилизованный человек – фикция, выдумка писателей, которые замалчивают человеческие недостатки и слабости, а примеры самоотверженности выдают за правило. Нет, такими цивилизованными людьми близняшкам не стать. Дай Бог, чтобы они и дальше оставались независимыми и своенравными. А путешествие по воздуху им, как видно, доставляет удовольствие.

Вертолет приземлился в пяти милях от базы, возле, пустынной дороги.

– Высадим вас здесь, – сказал полковник. – Я постараюсь прислать за вами машину.

– Мы хотим долететь до самого дома! – заверещала Саманта, перекрывая гул пропеллера. Пенелопа тоже подняла крик: она требовала, чтобы ей позволили спрыгнуть с парашютом на Оукхерст-авеню. Но тут у Евы лопнуло терпение, она по очереди вытолкала дочек из вертолета на жухлую траву и выпрыгнула за ними. Следом прыгнул Уилт. Воздух на мгновение стал упругим, вертолет оторвался от земли и, покачиваясь, полетел прочь.

Когда он скрылся из глаз, Ева наконец подала голос:

– Вот видишь, что ты натворил.

Уилт окинул взглядом пустынную местность. Мало ему допроса, теперь еще хныканье жены выслушивать.

– Пойдем, – сказал он. – Никакой машины мы не дождемся. Лучше поищем автобусную остановку.

Он взобрался по насыпи на шоссе и пошел в сторону города. Далеко в небе что-то сверкнуло. Над землей повис огненный шар. Это майор Глаусхоф трассирующей пулей поразил надувной член Мэвис Моттрем. Сегодня же вечером этот огненный шар, над которым клубится грибообразное облачко, во всей красе предстанет перед телезрителями. Старания демонстранток не пропали впустую.

Семестр закончился. Преподаватели собрались в лекционном зале и изнывали от скуки, как прежде студенты на их занятиях. Сегодня место докладчика занял ректор. Минут десять он терзал слушателей тем, что, плохо скрывая истинные чувства, расшаркивался перед мистером Спайри с кафедры строительства, который наконец-то уходил на пенсию. Еще двадцать минут он сетовал на финансовые трудности и объяснял, почему о капитальном ремонте инженерного корпуса не может быть и речи – даже сейчас, когда неизвестный благодетель пожертвовал колледжу на приобретение книг невероятную сумму: четверть миллиона фунтов.

Уилт с каменным лицом сидел вместе с другими заведующими кафедр и делал вид, будто он тут ни при чем. Кто этот таинственный меценат, знали только он и ректор. Но им приходилось держать язык за зубами, поскольку это была государственная тайна. Дело в том, что нежданный подарок был платой за молчание Уилта. Об условиях этой сделки с Уилтом договаривались два издерганных сотрудника посольства США в присутствии двух жутковатых субъектов якобы из юридического отдела Министерства внутренних дел. Однако Уилта их зловещий вид не смутил. Он был чист перед законом, во время переговоров его прямо распирало от чувства собственной правоты. Ева разинула рот, услышав, что им предлагают новую машину. Однако Уилт отказался. С него хватит морального удовлетворения: пусть ректор мучается от того, что Фенландский колледж гуманитарных и технических наук вновь оказался обязан своим благополучием человеку, которого он, ректор, уволил бы с превеликим удовольствием. Отныне ему придется терпеть Уилта, пока сам не уйдет на пенсию.

Но близняшек держать язык за зубами не заставишь. Они с восторгом вспоминали, как обдали лейтенанта нашатырным спиртом и обсыпали охранников перцем, и порывались хвастать своими подвигами каждому встречному и поперечному. Ева по недомыслию попросила их дать слово, что они будут хранить молчание, но Саманта заупрямилась: