Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

– Если водка мешает лётной работе, брось ты её нахрен… эту лётную работу!

– Вот! А я Васильичу и говорю: чё ты радиообмен ведёшь, как дерьма в рот набрал и булькаешь? Говори ре-же, ре-же!

– Ты после ввода-то прикройся кренчиком, прикройся и вот она цель – как на блюдечке, знай гашеточку дави.

– Я тебе говорю с высоты своей выслуги лет, которая больше, чем мой возраст, ни один замполит не может нормально летать! Голова у них не тем веществом думает!

– А знаете, почему в авиации одни лысые, а другие – седые? Потому, что лысые – это особо умные ребята, а седые – это те, кто с ними летает!

За оживлённым профессиональным разговором никто не услышал, как открывалась входная дверь. И только дядя Паша боковым зрением увидел знакомую монументальную женскую фигуру, обозначившуюся в дверном проёме.

Ревизор не только приехал, ревизор был готов сначала шваброй гонять Пашиных собутыльников вокруг ДОСа, а затем долго и вдумчиво бить легенду авиации чем попало по чему попало, а обычно попадало очень увесистыми предметами домашнего обихода по самым уязвимым местам.

– Заинька…, ты приехала? – промямлил дядя Паша. Мысли старого служаки метались в хмельной голове, как горное эхо выстрелов в эту седую голову. Надо признаться, к чести старого лётчика, соображал заслуженный ветеран в нестандартных ситуациях необычайно резво (лётчик – он и в Африке лётчик). Бочком, проходя мимо трюмо, он взял полученный на днях гвардейский значок и, неся его на вытянутых впереди ладонях, плаксиво заголосил: «Вот, Заинька, вот, Зоюшка, моя дорогая, выслужил твой Паша, вылетал безаварийно, путом и кровью, безупречно и беззаветно, не жалея сил и даже самой жизни, по округам и гарнизонам, без лётных происшествий и предпосылок к ним, невзирая на тяготы и лишения…, вот… – орден дали!» Выданные всем накануне значки Гвардии, и правда, чем-то походили на старые революционные ордена, да и откуда знать без уведомления приехавшей домой Зое Владимировне Короленко, как выглядят эти ордена, если у мужа сроду на парадном кителе ничего не водилось, кроме трёх «песочных» медалей, да комсомольского значка по молодости лет?

Теперь заголосила тётя Зоя:

– Так как же тебе не стыдно, Паша, люди пришли радость нашу разделить, а ты их семечками угощаешь! Как же вы бедные, без закуски-то выпиваете?

Люди, разделившие радость награды и опасливо сгрудившиеся за дальним (от тёти Зои) концом стола, непонимающе пьяно таращились на развернувшееся театральное действо.

«Бордельера» бескровно вошла в культурное русло и закончилась, как ни странно, мирным домашним чаепитием с тортиком.

Начерно убрав последствия ядерного удара по квартире, чета Короленко легла почивать. Дыша в спину похмельно почмокивающему засыпающему Паше, жена спросила:

– Пашуля, а за что всё-таки тебе орден-то дали, ты так и не сказал? Паша перестал причмокивать и чётко проговорил:

– За находчивость, за что же ещё!

После этого он сразу уснул.

– Раскачивает…

Командир покосился в блистер, словно мог рассмотреть ставший строптивым груз на внешней подвеске, убедился, что амплитудой его ещё не забрасывает в кабину и философски заметил:

– Это плохо.

Несколько дней назад Ми-1 из их авиаотряда сел на вынужденную с отказом двигателя, при посадке добавив и других поломок – сажать пришлось на лес. Хорошо хоть обошлось без тяжёлых травм, да и машина по приговору ИАСовцев [45] ИАС – инженерно-авиационная служба. ещё подлежала восстановлению, но вот ремонтировать её на месте, пинками отгоняя любопытных медведей и прочую живность, они отказались напрочь, требуя доставить тушку пациента на аэродром – желательно сразу в ТЭЧ и «во-о-он в тот угол».

В угол так в угол, благо кроме «единичек», в отряде ещё и эскадрилья «сараев» Ми-6. Комэска лично сел во главе экспедиции; прилетели, с песнями и плясками закрепили-подцепили раненую вертушку и потащили добычу в когтях в родное гнездо.

– Раскачка нарастает.

– И это плохо, – согласился командир. – Удаление?

– Сорок.

– Дотянем…

Вертолёт мотало по крену и тангажу, экипаж сдержано матерился.

– Командир, опасные значения, придётся бросать.

– Дотянем…

– Грабанёмся же, бросать нужно! Инструкция…

– А я сказал – дотянем! Никогда груз не сбрасывал и сейчас не сброшу. Удаление?

– Двадцать.

– Дотянем!

Когда впереди показался аэродром, разбалансированная висящим на внешней подвеске маятником машина летела уже только на азарте и честолюбии комэска. Сходу зашли, опустили груз, приземлились рядом, выключились.