Павел Асс: Штирлиц, или Корейский вопрос

– Девяносто две копейки, – пересчитал он мелочь из кармана. – Всего на четыре кружки! Вот ведь черт, а до пенсии еще целая неделя!

Штирлиц еще что-то бубнил себе под нос, а ноги уже сами несли его знакомой дорогой в пивную.

Пройдя мимо двух розовощеких пионеров, Штирлиц посетовал, что подрастающее поколение совсем перестали воспитывать. Давно уже Штирлица не приглашали в школы на «встречу с ветераном», а эти встречи для него были небольшим подспорьем – во время рассказов можно было пить чай с пряниками и вареньем, таким образом сэкономив на обеде пару рублей.

Здесь мысли Штирлица автоматически вернулись к занимательному вопросу – почему ему платят такую маленькую пенсию? Ответ на этот вопрос Штирлиц знал. Лично ему могли бы дать любую, но тогда вокруг всем стало бы обидно и завидно, а это уже никак недопустимо в стране всеобщего равенства.

В пивной было грязно и накурено, но посетители этого уже давно не замечали. В воздухе висел тошнотворный запах: коктейль пива, воблы и пота отдыхающих тружеников. По облезлым и давно не крашенным стенам, ничуть не таясь, маневрировали когорты крупных тараканов. Посетители и тараканы мирно сосуществовали под одной крышей.

– Сегодня пиво разбавляют или не доливают? – деловито спросил Штирлиц, входя в заведение.

– Разбавляют! – ответили ему хором пьющие мужички. – И не доливают!

Штирлиц поприветствовал знакомых, которые пропустили его без очереди к пивному автомату, и налил четыре кружки.

Прихватив несколько соленых баранок, Штирлиц встал у дальнего столика, и только там как следует огляделся. Опять сработала его многолетняя привычка проверять, нет ли за ним хвоста.

Штирлиц глазом опытного резидента определил контингент посетителей. Слева от него четверо молодых парней потихоньку разбавляли пиво водкой и спорили о пост-модерне. Пятый, интеллигентного вида очкарик, что-то бурча себе под нос, чистил дохлого окунька, видимо, найденного здесь же. За соседним столом справа веселая компания обсуждала достоинства какой-то блондинки, с которой все находились в каких-то запутанных отношениях. В другой компании забавлялись тем, что по очереди рассказывали друг другу похабные анекдоты и громко ржали, поощряя друг друга, хотя почти все анекдоты были абсолютно несмешными. Изредка, правда, попадался хороший анекдот о разведчике Штирлице.

– Идет Штирлиц по коридору, а на встречу ему Борман, – взахлеб рассказывал один из компании. – Штирлиц, вы еврей? – спрашивает Борман…

«И это знают», – усмехнулся Штирлиц. Он уже давно привык к своей популярности и чувствовал себя народным героем. Однажды даже пошутил – «Народ и Штирлиц – едины».

Он отхлебнул от кружки большой глоток, потом повернул голову налево, улыбка сползла с его лица, Штирлиц остолбенел.

Возле самой стены, в полумраке, все такой же толстый, лысый, с отвисшими щеками и слюнявыми губами стоял… Борман!

От неожиданности Штирлиц икнул и залпом выпил кружку.

«Это Борман или только похож на Бормана?» – спросил себя Штирлиц.

Борман прислушивался к очередному анекдоту, тихо хрюкал и отпивал из кружки маленькими глоточками.

«Точно Борман! – убедился Штирлиц, услышав такое знакомое ему хрюканье. – Но что он тут делает? Неужели решился приехать интуристом? Нет, интурист не зашел бы в этот пивняк. Этот пивняк засекречен, его и местные-то не все знают… Неужели этот фашист живет здесь, в Советском Союзе?»

Ничего не подозревающий толстяк, в котором Штирлиц признал Бормана, достал кошелек и стал выуживать из него скомканный рубль, намереваясь взять еще пива.

«Умно, – похвалил Бормана опытный разведчик. – В то время, как этого гада ищут по всему белому свету, он прячется там, где его меньше всего будут искать! В Москве!»

Потрясенный ожившим призраком Бормана, Штирлиц выпил еще одну кружку, да так, что и сам не заметил этого.

«И куда только смотрит КГБ? Оголтелый нацист, зарвавшийся убийца разгуливает по улицам, а всем по-фигу! Надо бы настучать, куда следует».

Штирлиц был патриотом. Решив заложить Бормана, он с хрустом надкусил баранку и запил ее третьей кружкой. На душе его потеплело.

«А что, хорошая мысль! – похвалил он себя. – Денег ни хрена нет. Если я сдам Органам такого важного преступника, неужели они не отвалят мне премию? Наверняка за такие вещи дают какую-нибудь специальную премию… Имени Павлика Морозова, например… А ведь я еще дома знал, что четырех кружек мне не хватит, надо по крайней мере пять! Вот ведь, как предчувствовал!»