Павел Асс - Штирлиц, или Вторая молодость

Он собрался с силами, спрыгнул с платформы и, испуганно охая, бросился без оглядки в туннель.

– Борман! Стоять! – крикнул Штирлиц, распугивая одиноких пассажиров.

Два сыщика из ШРУ метнулись вслед за убегающим Борманом. Минут десять они бежали по шпалам и ложились вдоль стен, когда проезжала электричка.

– Я в газете одной читал, в метро чудовище какое-то водится, – тяжело дыша, молвил Айсман. – Перегрызает электропроводку, насилует монтеров или что-то типа этого.

Штирлиц уставился на Айсмана.

– Ну и что?

– Я вот и думаю, Борман в метро побежал, может быть он там и живет?

– Думаешь, это он? В смысле – чудовище?

Айсман промолчал.

– Насиловать монтеров – это он, допустим может, – сказал Штирлиц задумчиво. – Но перегрызать электропроводку – это слишком даже для Бормана.

Партнеры бежали дальше, но накачанный витаминизированным «Сникерсом» Борман далеко обогнал их и скрылся в темноте туннеля.

– Стоп! Теперь уже два туннеля!

– Что?

– Куда теперь бежать?

Штирлиц задумался. Два совершенно одинаковых пути, освещенные редкими фонариками.

– Я думаю так. Если стрелка стоит направо, значит Борман сам ее повернул и побежал налево, – сообщил Айсман.

– Ага, он так и подумал, что мы так подумаем. Поэтому перевел стрелку и побежал направо, чтобы мы повернули налево.

– Штирлиц! Ну, ты – голова! – восхитился Айсман.

Сыщики побежали дальше и минут через десять оказались в зловонной канаве, попахивающей разнообразными экскрементами.

– А, черт! Кажется, мы попали в канализацию!

Смертельно ругаясь и очень обидевшись на Бормана, они выползли на сухое место и осмотрелись.

– Ай! – вскричал Айсман. – Меня что-то за ногу укусило!

Штирлиц посвятил фонариком. На ноге Айсмана висела вставная челюсть.

– Это челюсть профессора Плейшнера, – сказал Айсман, – узнаю его прикус! Он меня уже кусал.

– Да, но свою челюсть, насколько я помню, Плейшнер уронил в бассейн с бегемотом.

– Значит, это все-таки Борман похитил бегемота, а заодно выловил и челюсть Плейшнера.

– Ладно, положи в карман, потом подарим профессору.

Борман опять ускользнул, но у Штирлица была бумажка с его адресом.

Борода у Бормана не росла. Борман всегда переживал из-за этого, поскольку, имея абсолютно лысый, как биллиардный шар, череп и неприкрытый растительностью подбородок, было очень тяжело скрываться от вездесущих шпионов. И потом, нельзя было сделать тайную гадость.

Борман додумался пользоваться париком и приклеивал бороду с бакенбардами, но под этим гримом он ужасно потел, так что пользовался ими в исключительных случаях. Только в тех случаях, когда надо было кому-нибудь нагадить. Например, обменять фальшивые рубли в подворотне на настоящие доллары, или фальшивые доллары на настоящие рубли, или нанять рэкетиров, чтобы затерроризировать коммерческий магазин.

Отделавшись от Штирлица, Борман пришел в самое хорошее настроение и, чтобы его не узнали, нацепил грим «Бородатого». Добравшись до своей квартиры, он достал ключ и по привычке обернулся по сторонам. Все было спокойно. Но в квартире его ждало разочарование.

Вся посуда была разбита, мебель поломана, книжки со стеллажей лежали на полу с оторванными обложками, японский телевизор дымился на опрокинутом холодильнике. Только два мягких кресла остались неповрежденными, да и то только потому, что в них сидели Штирлиц и Айсман, воняя, как из канализации.

– Надо же! – вскричал Айсман. – Это тот мужик, у которого я обменивал доллары на рубли!

– Я тоже не знал, что они фальшивые! – вскричал перепуганный Борман. – И вообще это был не я! Тут какая-то ошибка! Я – театральный артист, а это мой грим!

Желая провести непрошеных визитеров, Борман сорвал парик, бороду и пышные наклеенные усы.

– Это был не я! – повторил Борман, только теперь понимая, что это он как-то непутево сделал.

– Здравствуй, Борман, – сказал вежливый Штирлиц. – Значит, ты и есть тот самый Бородатый? Так-так… А мы тут у тебя искали наркотики, но не нашли… Надо заметить, что квартиру ты обставил хорошо, хвалю. Лучше, чем наш подвал.

– Шт… ир…?

– Он самый, – подтвердил Айсман.

– Но вы же меня не будете бить?

– Тебя – нет, – ответил Штирлиц, вставая. – Борман, ты знаешь, в последнее время я всегда относился к тебе с большой душевной теплотой, так что имей в виду, когда я буду тебя бить, я буду бить в твоем лице чуждый мне административный уклад…