Дмитрий Ненадович - Анти-Духлесс

— Позвольте, — обреченно вскричал он надтреснутым голосом, — а почему мне не предоставили последнего слова? Я когда-то в детстве смотрел какой-то фильм, там про суд показывали. Так там осужденному дали последнее слово. Осужденный это слово взял и как дал сразу всем там просраться, так всех с говном смешал, что его сразу же оправдали и еще президентом назначили.

— Осужденный Дюринг, — уже не так уверенно и с досадой на лице басит ее честь, — вам предоставляется последнее слово.

— Я попрошу все же принести сюда мою одежду. Нет, нет мне совершенно не холодно. Одежда нужна мне, как раз, для произнесения последнего слова. Там, в каком-то из карманов у меня хранится один прелюбопытнейший документик.

— Сотрудники милиции, организуйте доставку в зал суда одежды осужденного, — строго вещает Лолита.

В зале и эфире царит некоторое замешательство. Падкая на зрелища публика терпеливо ждет, когда медлительные блюстители порядка приступят к доставке Жекиного понтового прикида. Блюстители не торопясь исчезают в дверном проеме. Повисает пауза дорогого эфирного времени. Эфирным лузерам в это время на подробном визуальном примере объясняют, как пользоваться прокладками. Лузеры, находящиеся в зале, демонстративно скучают. Наконец, в зале неторопливо появляются стражи порядка. Они торжественно выносят на всеобщее обозрение мятые детали Жекиного гардероба, предварительно освобожденные от вещей, которые Жеке уже никогда не пригодятся. Этот процессуальный акт выполнен исключительно с целью противостояния повсеместно распространяющемуся исламскому терроризму. Жека тоже ненавидел исламский терроризм, поэтому против действий представителей законной власти возражать не стал. Он долго шарит по опустевшим карманам и затем радостно демонстрирует суду какой-то изъмятый желтый листок с синеющей на нем гербовой печатью. Жека прячет таинственную бумажку в карман своих мятых штанов и кладет их неподалеку от себя. Эфир и внимание присутствующих вновь сосредотачиваются на Жеке.

— Разрешите начать, ваша честь? — галантно шаркает босой, истыканной занозами ногой по шершавому студийному паркету вдруг поймавший кураж Жека.

— Начинайте, — немногословно ответствует ее честь.

— Прежде всего, разрешите поблагодарить присутствующих здесь дам-истиц. Они так все изобретательно сегодня устроили и так «хорошо» обо мне сегодня прилюдно отзывались, что даже не знаю, как теперь их и благодарить. Такому халявному пиару позавидывал бы, наверное, и без того уже беспредельно раскрученный самый главный пидор всея Руси (по совместительству ее же народный артист) Борис Моисеев. Это я так, к слову Борю упомянул, а то меня тут попрекали странностью взаимоотношений с людьми, имеющими нетрадиционную ориентацию. Как видите, ничего странного здесь нет. Какие же могут быть странности, если эта дружба уже официально одобрена на государственном уровне?

— Гражданин Дюринг, не отклоняйтесь от темы. У нас с вами не политический процесс, а уголовный. Вы уголовник, Дюринг, советую вам запомнить эту на всю оставшуюся жизнь, — раздражается ее честь.

— Яволь, гражданин начальник. Уголовник Дюринг понял Вас. Так вот, давайте задумаемся. Чем же недовольны эти милые девушки, приехавшие к нам в столичные Люберцы из своих Мухосрансков, Переплюйсков, Больших Бодунов, а так же Безнадежнинсков, Белогорячинсков, Циррозинсков, Жмуринсков, Крематорсков, Ново-Погостищев, Старо-Колумбаревых и прочих малых городов нашей страны? В чем причина такой вот дикой злобы к моей персоне со стороны вот этих пяти экземпляров The Mokroshelоk из отряда The Telok, которых вы все слушали сегодня открыв рты?

— Мы протестуем! Это оскорбление личности! — вопят хором со своих мест задетые за живое The Mokroshelki.

— Граданин Дюринг, не заставляйте суд пересматривать ваше дело с целью добавления вам срока еще по одной статье! — демонстрирует весь металл своего голоса Лолита.

— Я Вас умоляю, Ваша честь! Ну, положим, будет у меня в итоге 153 года вместо 150. Меня это уже абсолютно не парит. И так, и эдак, сидеть все равно очень долго мне придется. Один мой знакомый (кстати, очень даже значительная персона, можно даже сказать межгалактическая персона), поведал мне как-то о том, что трудно бывает всегда первые сто лет, а дальше все идет как по маслу. Или как по смоле. Это ведь у всех по разному. У них там тоже суверенная демократия. А что касается таких названий как The Telki и The Mokroshelki это ведь не оскорбления, это особый маркетологический слэнг. В нашей маркетологической среде так называют этих особей абсолютно все без исключения. А нас, маркетологов, в стране уже очень много. Кстати, тот же мой VIP знакомый как-то убеждал меня что маркетологи это часть народа. Я с ним тогда не согласился, а сейчас понял, что он в чем-то прав. Никаких особенных отличий, кроме более раздутых в изощренности своей понтов. А раз так, раз маркетологи — это тоже народ, то и названия The Telki и The Mokroshelki — это народные названия. Это, можно даже сказать, такой вот у нас нынче народный фольклор образовался. Я надеюсь, Вы-то хоть не против народного фольклора-то, а? Ваша честь?