Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

— Да прав, язви душу твою беспощадную, но можно же было подобрей как-то выразиться. Стервы, курвы, фурии, аллигаторы… Фу, мы же их когда-то всей душой любили. А ты скребёшь когтями по мясу живому…

— Да вы их по пьяному делу до сих пор любите какой-то приворожённой бесовской любовью… Извини, ты сам эту тему поднял. Столько, мол, отпахал, и весь такой из себя заслуженный, а в итоге ни хрена у тебя нет… А я, извини, плакать с тобой вместе не собираюсь. Что думаю, то и говорю. Я в лекари душ человеческих ни к кому не нанимался. Да и нет у меня к этому призвания сверху. А кроме того, речь-то идёт не только и не столько о стервах, фуриях и рептилиях. Это всё-таки больше ваши личные проблемы. Государство только помогло их усугубить. Но есть позиции, по которым государство нас, как это сейчас называется, попросту взяло и “чисто конкретно так» кинуло. Да, в этот раз именно государство… Не Родина… Но итог-то всё равно един.

— Ты это о чём? Уже второй раз о чём-то талдычишь, но о чём, пока не понятно.

— А вы что, олухи, успели уже всё забыть?

— Что именно?

— Да вы что, не помните, какова была пенсия у офицеров, когда мы подписывались на профессиональную ратную службу? Проще спросить, неужели вы уже не помните, на что мы подрядились тогда, глядя на пенсионеров того приснопамятного «застойного» времени? Неужто подрядились мы тогда на беззаветную офицерскую службу за нищенское вознаграждение в процессе и конце пути? Нет, окончательными романтиками, читай — дураками мы всё же не были… Позвольте, я вам кое-что напомню. Позволяете? Прекрасно, тогда погнали. Давайте не будем брать в расчёт генералов. Генерал, как известно, — это особого рода счастье. Так вот, пенсия полковника составляла в то время 250 советских рублей, тогда как средний советский инженер жил, работая (ну, по крайней мере, выходя каждый день на работу, чтобы бороться до обеда с естественным голодом, а после обеда с не менее естественным для живой плоти сном), на 170 рублей. И жил, надо сказать, этот попеременно голодно-сонный инженер на эти деньги довольно-таки припеваючи. Инженер этот мог себе позволить ежегодную поездку на черноморское побережье, дабы отдохнуть от ежедневной своей борьбы. При этом дети инженера отдыхали за символические копейки в различных пионерских лагерях, некоторые из которых так же располагались на черноморском или же каспийском побережье. (Ну не было у нас тогда других тёплых морей… Это сейчас у народа появились родные побережья Красного, Средиземного и других морей и прилегающих к ним океанов, но — это уже за совершенно другие деньги). Немногим отставал от инженера и рабочий. А иногда даже превосходил его. Недаром, что гегемон. И вот при всём при том подполковник пенсионерствовал в то застойно-справедливое время на двести рублей, а майор довольствовался те ми же средними «инженерно-пролетарскими» 170 рублями, но при этом имел уже вполне законное право нигде не работать. Вы уже не помните, наверное, что это такое: нигде не работать и не сидеть за это в тюрьме? А вы вспомните, тогда за такое кощунство можно было сесть на целый год. Тунеядством, между прочим, это тогда называлось. А отпахавшие положенный, бессонный, самоотверженный и крайне беспощадный срок офицеры получали вполне достойные для безбедного проживания пенсии. Вот за это можно было во время службы многое претерпеть. А сейчас, за что? Да, и надо ещё отметить, что всё это проистекало на фоне полученного в преддверии всех этих благ жилья. Пусть даже и очень скромного обиталища, но не близ места службы даденного, от безызходности бытия… И в каком-нибудь безнадёжном Безвозвратинске Колымского края, а жилья, даденного по месту призыва. То есть, по тогдашнему закону ведь как было: откуда Родина забрала на службу своего ратного героя, туда и обязана была вернуть. Если, конечно такое желание у пенсионера присутствовало. И не просто вернуть, а возвратить его, всего перепачканного в шоколаде. И это было справедливо! Герой ведь столько всего претерпел за службу свою горемычную и при этом ещё умудрился живым остаться… Живым и весьма условно — здоровым. Ну, по крайней мере, ходит ведь ещё как-то, оставляя за собой след из чистого речного песка. Иногда даже спортом занимается: приседания с попукиванием под наблюдением большого количества разнопрофильных врачей. Ну, что же тут поделаешь, если наступила для него такая параолимпийская пора. И надо уважать пенсионера ещё и за это. За то, что не сложил ручки и ещё скрипит в меру сил на всю округу.