Борис Привалов: Не проходите мимо. Роман-фельетон

«Дела-дела-дела…» — подтвердило эхо.

— Минуточку, — не отрываясь от чтения, сказал Костя Шишигин и быстро забубнил: — «Крупным планом ее лицо. Она улыбается, глядя на произведенную ею шайбу. Аппарат отходит. Затемнение». Все!.. A-а! Здорово, ребята! Вы вместе — ходячая диаграмма: долговязый Мартын Благуша — количество художественных фильмов в сороковом году, а недомерок Юрий Можаев — урожай прошлого года.

— Ах, краще было бы наоборот! — печально улыбнулся Мартын.

— Чего же тут удивительного, — взмахнул погасшей трубкой Юрий, — если даже такие мастера, как мы с Мартыном, находимся в простое? Правда, мы к художественным фильмам прямого отношения не имеем, но…

Обычно округлое лицо Шишигина от улыбки стало овальным.

— Подумаешь, какой-нибудь годик не доверяют самостоятельного сюжета! Другие по пять лет бьют баклуши. Ибо сказано, чада мои, в священном писании — вы, конечно, по необразованности не читали этого альманаха: «оставайтесь в Иерихоне, пока не отрастут бороды ваши».

— Зажимают молодых, — беззлобно сказал Благуша. — Ты бы, Костя, как член художественного совета, устроил нам сценарий! Вспомни молодость и общежитие, в котором мы провели три года…

Мартын умоляюще улыбнулся.

— Сто тринадцатый вариант мартыновской улыбки, — заметил Юрий, поглядев на своего товарища. — Никто, Костя, не умеет улыбаться так, как Мартын. От его улыбки тают сердца девушек. Но, к сожалению, на начальство она не действует… И на тебя тоже…

Мартын снова улыбнулся, на этот раз смущенно, и, чтобы чем-то заполнить паузу, сказал:

— Помоги, Костя, мы же старые-престарые товарищи. Вспомни…

— При чем тут воспоминания? Зачем здесь лирика? — воскликнул Шишигин, и глаза его засветились лукавством. — Для чего же я стал руководящим товарищем?! Мой первейший долг угнетать молодых.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кого, — сказал Можаев. — Меня лично начальство уже пугается. По самым скромным подсчетам, я общался с Леденцовым тридцать два раза, с Фениксовым — шестнадцать.

— И в конечном счете, — добавил Мартын, — получается какая-то ерунда.

«Да-да-да…» — охотно поддержало эхо.

Шишигин оглядел многоголосые своды.

— Каждый раз удивляюсь, почему наш уважаемый директор товарищ Фениксов не проводит здесь заседания худсовета. С таким эхо вопрос о молодых мы решили бы сразу… Ну что ж, загляну к директору… А пока не мешайте изучать творческие заявки. — И Шишигин, уткнувшись носом в очередной лист сценария, побрел дальше по вестибюлю.

Из-за угла выскочил остроносый блондинчик.

— A-а, Гиндукушкин! — схватили его за руки Мартын и Юрий.

— Как жизнь в искусстве, старики? — невинно глядя на операторов, спросил Гиндукушкин. — Все еще мечтаете о персональных сюжетах? Тогда можете считать, что я самой судьбой послан вам навстречу…

— Еще бы! — сказал Юрий, не выпуская Гиндукушкина. — Ты вхож в поднебесные сферы. При светиле в спутниках-адъютантах состоишь. Пусть он нам поможет в горе-злосчастье.

— Давно бы так, — почему-то обрадовался Гиндукушкин. — Я похлопочу. Мэтр прислушивается к моему мнению… Можете считать, что суточные и гостиничные у вас в бумажнике. Виктор Викторович отыщет пути… Мастерство, находчивость, опыт! Хотите, расскажу потеху об одном режиссере? Только, старик, чтоб это было между нами.

Не дожидаясь согласия, Гиндукушкин подхватил молодых людей под локотки и, увлекая за собой, что-то жарко зашептал.

— А ты, Влас, всезнайка, — промолвил Можаев, — бродячая энциклопедия слухов.

— При чем тут слухи? — обиделся ассистент-адъютант. — За мелкие детали не ручаюсь, но по каждому факту могу представить охапку доказательств. Голову даю на отсечение!

— А я бы на твоем месте обращался с головой бережнее, — заметил Юрий. — Все-таки единственный экземпляр. И даже этот экземпляр мог бы принести пользу прогрессивному человечеству… Почему ты молчишь? Ну, хотя бы о том, что сейчас рассказал? Ведь за подобные делишки такого режиссера давно под суд надо…

— Брось, Юра, свои привычки, — Гиндукушкин покрутил носом. — С искусством надо быть деликатнее. Мне что, больше всех надо? Мне что, не хватает конфликтов в жизни? Ну, старики, станьте во фрунт: я сейчас Виктора Викторовича приведу! — и он нырнул за вельветовую портьеру.

— Чего это нынче Гиндукушкин такой услужливый? — удивленно сверкнул очками Мартын. — Байки рассказывает, под ручку с нами прогуливается…

Портьера колыхнулась и отлетела куда-то в сторону. Из-за нее показался статный седоголовый мужчина в костюме стального цвета. Известный всему киномиру галстук тигровой масти ниспадал ему на грудь.