Михаил Жванецкий - Кто я такой, чтоб не пить

Да хранит Бог Америку!

Почему мы обращаемся к Всевышнему в горе?

А ведь иногда можно и поблагодарить.

Можно такие же эксперименты предпринять и пониже.

Люди, живущие чище нас, давно это делают. Говорят «fine», говорят «good».

Раздражают нас улыбкой без причин.

Раздражают нас вопросами: «Как спали?» – а мы или свирепеем, или отвечаем серьезно.

Да, хорошее воспитание включает много фальши, но исключает напрасные тревоги.

В то же время отсутствует брезгливость.

Пробирку с чужим анализом берут в руки.

Постель больному меняют все.

Аристократизм никак не мешает вынести ночной горшок.

Мы стесняемся и улыбаться, и убирать.

Странно, но мы, выросшие в этом всем, брезгливы. Стесняемся человеческого организма.

А столько, сколько пролито всего этого у нас… Стесняемся улыбаться, объясняться и выносить горшок.

В общем, не фальшивим.

За что нас и любят только те, которых мы содержим.

Остальным нет ни до нас, ни до себя, ни до кого дела. То есть кратко: все живут в дерьме.

Но кто-то научился это перерабатывать.

А кто-то научился в этом плавать!

Что делает дурак: вместо теории относительности изучает национальность Эйнштейна. Это быстро, легко и мгновенно запоминается. Значит, не дурак он.

Это такая баба!

У нее два недостатка.

Первый: она не включается.

Второй: включившись, не выключается. То есть нет пуска и стопа.

А так всё при ней.

В Одессе местное население уже не рождается. Рождаются эмигранты. Маленькие, грудные, но уже заядлые эмигранты.

Слушай, человек случайно проглотил справку из домоуправления и стал неузнаваем, мелочен, неопрятен и груб.

На вокзале милиционер:

– Не играйте в карты. Играйте в шахматы.

– Откуда у меня шахматы, я сирота.

Вы себе представляете, что будет твориться, если сегодня усталый путник попросится к кому-то из нас переночевать?

Если в артель портовых грузчиков попадал нежелательный человек, двое клали ему мешок на спину на один сантиметр ниже, и он его, подбрасывая, поправлял. К концу смены он падал от усталости.

– Прежде чем хватать мешок, наладь отношения.

В человеке все должно быть не только прекрасно, но и симметрично.

Нос над пряжкой.

Глаза над носками.

Язык между ступнями.

Лысина между ушами.

Каждое ухо над своим плечом.

Таким человеком любуются все.

Наш человек с молодых лет привык дверь открывать женщиной.

Позвонили погорельцы родственнику:

– Ночевать после пожара негде – пусти.

– Не получится сегодня. Давай в следующий раз. Ну, не забывай. Не пропадай.

Этот работник как гвоздь.

Во все лезет и отовсюду торчит.

– Конечно, – говорил он, – некоторые страдают от жары. А некоторые просто сволочи.

Пьяный:

– На меня обижаются, что я часто выступаю по жизненно важным проблемам в самых неожиданных местах. Это у меня такая политика. Мне говорят: «Перестань выступать». А кто мне запретит? Демократия – это человеческие размышления плюс выступления минус электрификация ЖКХ, так что давай трибуну, текст у меня с собой.

Мы такие!

Кто уезжает – не подталкиваем.

Кто остается – не задерживаем.

Нашего человека понять нельзя.

Спросишь у него, как пройти, он говорит: «Пройдете мимо министерства, потом мимо поликлиники, завернете за баню», – и его никто не понимает.

Неужели нельзя сказать: «Мимо большого желтого дома с колоннами»?

Вот и мечутся по стране безумцы с вытаращенными глазами:

– Эй, как проехать к базару?

– А мимо поликлиники.

Какая разница между евреем-националистом и антисемитом? Никакой. И тот и другой считают, что все великие люди – евреи.

Еще при советской власти мы научились есть по способности, а работать по потребности.

Министерства напоминают столб, облепленный мухами.

Все держатся за рабочее место.

Мы, конечно, выбираем.

Но приличного президента к этой стране мы не можем приспособить.

У кого нет хвоста, тот виляет всем телом.

У него была поразительная способность выключать хорошую музыку.

Я сам не следую советам, которые даю другим. Что делаю я сам – тема следующих советов.