Борис Штерн: Рыба любви

Игорь Кистенев только-только закончил школу, а уже влюбился в женщину старше его на семь лет. Она имела такой бюст, что одним махом могла убить человека, но Игорька это не пугала, потому что рост у него был 196 сантиметров, а вес 96 килограммов. Он уже два раза ночевал между ее душистыми грудями, перестал заниматься поступлением в политехнический институт и на третье свидание пришел объясняться в любви, чтобы жениться.

Он, конечно, бросался на мельницу, что, впрочем, свойственно его возрасту.

— Здрасьте, всю жизнь мечтала! — удивилась Валентина, запыхавшись после любовных утех. — Выйти замуж и потерять такого любовника!

Отказывая, она льстила, а Игорек все больше и больше терял голову. Он настаивал. Он неплохо знает женщин и путем сравнения понял, что Валентина лучше всех своим характером, духовным миром, ну и… женское тело в любви не последнее дело.

Валентина обещала подумать над этим неожиданным предложением, но когда Игорек явился за решающим ответом, в ее комнате сидел, расположившись по-домашнему, какой-то незнакомый Игорьку мужчина с тоскливым взглядом и помешивал чай серебряной ложечкой — той самой, которой позавчера помешивал Игорек. Оказалось, что этот незнакомец — начинающий писатель, но ему уже сорок пять лет, а что будет дальше — неизвестно, потому что весной его не приняли в члены Союза писателей, хотя у него издана книга рассказов, а также множество журнальных публикаций.

— Вот вы, молодой человек огромного роста… тоскливо сказал незнакомец, которого звали Аркадий Григорьевич Серов, — как вы считаете, сколько нужно издать книг, чтобы числиться писателем?

На что, Игорек честно признался, что он в этом вопросе «некопенгаген».

— Тогда я отвечу за вас, — помог ему Аркадий Григорьевич, прихлебывая чай и все больше пьянея, ибо это была смесь чая с кагором, которая, говорят, хороша от простуды. — Можно написать полное собрание сочинений в двенадцати томах и не быть писателем. А можно издать тоненькую книжечку и после этого умереть. Мой вам совет, молодой человек, — пишите правду! Правду, и одну только правду. Я имею в виду Правду с большой буквы…

— Но я не пишу, — застенчиво сказал Игорек.

Аркадий Григорьевич тяжело задумался и спросил:

— А стихи? В стихах, думаете, не нужна правда?

Но и стихов Игорек никогда не писал и впервые в жизни почувствовал себя обделенным и неполноценным.

— В конце концов не всем дано заниматься литературой, — утешил его Аркадий Григорьевич. — Но вы должны понять, что Правда важна не только в литературе! Я призываю вас правдиво жить, хотя это настоящая каторга. Вот, кстати…

Аркадий Григорьевич зачем-то вышел в коммунальный коридор, где висели его плащ и зонтик, а Игорек принялся ревниво расспрашивать Валентину о значении в ее жизни этого начинающего писателя. Оказалось, что Аркадий Григорьевич питает к Валентине любовь чисто платоническую — несколько раз в году, когда от него уходит жена, он навещает Валентину, пьет свой чай с кагором и рассуждает о Правде в искусстве. А она жалеет его, поддакивает и сострадает. Аркадию Григорьевичу этого достаточно, и он, кажется, очень напуган появлением на авансцене молодого соперника.

Наконец Аркадий Григорьевич вернулся на мрачного коммунального коридора, где его подстерегали опасности в виде склочных соседей, и принес потрепанный номер журнала «Тундра», издающийся где-то на краю света, за Полярным кругом. Там был опубликован его любимый рассказ «Рассвет над морем», и Игорек должен был немедленно прочитать его, чтобы уяснить, что же такое правда в искусстве.

Рассказ начинался словами: «У девушки была беда, и она пришла к морю до восхода».

Дальше сюжет развивался так: девушка разделась догола и поплыла далеко-далеко, за буйки.

«Небо было синее, море соленое и мутно-стеклянное; тело у нее было девичье, мягкое… « — короче, к началу десятой страницы Игорек с тревогой начал догадываться, что девушка собралась из-за своей беды утопиться.

«Скорость девушки оставалась неизменной и нарушалась только переходом от стиля к стилю… « — читал Игорек и не мог понять, чего это она, дура, собралась топиться? А если уж собралась, то зачем так далеко плыть? Но дальше…

«Она устала, легла на спину, и над водой осталось только лицо и соски с розовыми пятачками в основании… „ — Игорек поначалу не понял, при чем тут соски, и вообще, о каких сосках идет речь, потому что ударение поставил на „о“… но потом догадался, и эта правдивая деталь ему очень понравилась, и он похвалил Аркадия Григорьевича за «соски“: