Лео Таксиль - Священный вертеп

Однако Вилла уже давно пресытилась своим любовником и только ждала благоприятного случая избавиться от гнусного клирика. Поэтому она попросила ускорить суд над ним и под предлогом, что несчастный урод может отомстить ей, оскорбив ее императорское достоинство, добилась того, чтобы в день оглашения приговора его лишили слова и для полной безопасности заткнули рот кляпом. Суд приговорил обезглавить преступника.

Вероятно, незадачливый любовник, убедившись, что дело принимает трагический оборот, испытывал яростные муки, желая рассказать всю правду судьям о любовных похождениях императрицы. Но поздно. Приказ императрицы был выполнен: священник, отправляясь на плаху, не имел возможности заговорить.

Мораль анекдота такова: короли, завоевавшие себе право вершить судьбы народов, поистине вполне достойны дружбы, которой удостаивают их первосвященники.

О Стефане восьмом, унаследовавшем тиару после смерти Льва шестого, почти ничего существенного не сказано в летописях. Некоторые набожные авторы утверждают, что он выказал себя очень суровым в борьбе за чистоту нравов духовенства. Как бы ни были скупы наши сведения о Понтификате Стефана восьмого, мы позволим себе усомниться в их достоверности.

Именно при Понтификате Стефана восьмого римские церковные законодатели выдвинули следующее смехотворное утверждение:

«Миряне не вправе никогда обвинять священников, даже если поймают их с поличным со своими женами или дочерьми. Верующие должны думать в этом случае, что священник пожелал дать их близким благословение в более интимной обстановке».

Как вам нравится этакое интимное благословение? Представьте себе супруга, который, внезапно вернувшись домой, находит свою жену в объятиях цветущего аббата. Вместо того чтобы прийти в умиление от этого необычайного зрелища, он, крайне разгневанный, восклицает:

– Черт возьми, что это значит, мадам? Вы, кажется, наставляете мне рога?! Аббат же, устремив печальный взор на рогоносца-супруга, ничуть не смущаясь, отвечает ему:

– Как могла взбрести вам в голову сия нечестивая мысль? Я благословляю вашу супругу… Пройдите, сын мой, в соседнюю комнату. Когда я закончу благословение, я позову вас.

Что и говорить, указ приятный, но, конечно, не для мужа.

Однако эта булла доказывает, что святой отец Стефан не так уж рьяно боролся за чистоту нравов духовенства, как хотят нас в этом убедить ортодоксальные писатели.

С восшествием на святой престол Иоанна одиннадцатого, преемника Стефана восьмого, мы вновь встречаемся с куртизанкой Мароцией.

От папы Сергия у нее был сын Октавиан, и она с нетерпением ждала его совершеннолетия. После смерти папы Стефана восьмого Мароция, владевшая огромными землями и имевшая в своем распоряжении многих вассалов, использовала свое влияние в Риме, чтобы без труда отвоевать папский престол для Октавиана, который вдвойне был дорог ее сердцу – как сын и как возлюбленный.

Когда Октавиана возвели на святой престол, ему было восемнадцать лет.

Слабохарактерность и нерешительность Октавиана внушали опасение красавице Мароции. Желая заручиться сильным покровителем, она решила отравить своего мужа, который не так давно столь отменно расправился с Иоанном десятым. Одним убийством больше или меньше – какое это имеет значение для возлюбленной многих пап? Сущие пустяки!

Очаровательная вдова предложила руку и влиятельное положение в Риме своему деверю – Гуго, королю Ломбардскому. Короля нисколько не смутило то обстоятельство, что его двоюродного брата Мароция отравила: он хорошо был осведомлен о всех проделках этой гетеры, воскресившей в полной мере нравы античного Лесбоса и не менее древней Гоморры. Может, он все же колебался, когда она изъявила желание вступить с ним в брак? Нет, он с восторгом принял предложение! В вопросах нравственности ни папам, ни христианским королям неведомы угрызения совести.

Женившись на вдове и отравительнице собственного мужа, Гуго, выражаясь языком практичных людей, сварганил выгодное дельце. Этот союз расширил владения короля и укрепил его могущество. Но король переоценил свои возможности, и это погубило его.

От некого маркиза Адальберта (одного из первых ее возлюбленных) Мароция имела сына Альберика, братски делившего с Иоанном одиннадцатом чудовищные ласки их матери. Король Гуго не находил ничего дурного в том, что супруга его была любовницей папы; возможно, что верный католик усматривал в этом особую честь для себя. Но к Альберику он питал глубочайшее отвращение.