Стив Мартин - «Радость моего общества»

Мортона я нашел в гостиной, где из-за наружной тени и маленьких окон было очень сумрачно. Он сидел в кресле, обшитом выцветшим от солнца индейским одеялом. В руках у него была стопка бумаг, которые он перетасовывал и раскладывал, как карточную взятку.

— Ваша сестра с вами связывалась? — спросил он.

— Возможно ли припомнить? — ответил я. Моя реплика мне понравилась, поскольку была сформулирована парадоксально и совершенно обез-е-ена.

— Стало быть, вы не знаете? — уточнил он.

— Знаю про что?

— Вы и ваша сестра, — сказал он, — унаследовали примерно шестьсот девяносто тысяч долларов, напополам.

Я пробыл в доме еще час, переходя из комнаты в комнату и ловя тени воспоминаний. То были не воспоминания о событиях, но нечто смутное и недоступное мне. Как бы призраки, проносящие по комнатам, чтобы, задев нервы медиума, пропасть.

Кларисса и Тедди, забравшиеся было далеко от дома, вернулись назад. Она показалась в дверях и спросила:

— Как продвигаются дела? — что выказывало, как ей не терпится уехать. Я попрощался с Мортоном, обхватив Тедди рукой, усадил его на деткое сиденьице, от чего он заверещал. Металлическую коробку я бросил назад, и мы отправились в мотель.

Мы сидели в обеденном зале, и я видел, что путешествие начинает утомлять Клариссу. Наше молниеносное бегствие не решило ее домашних проблем. Я видел, как чуть раньше она звонила сестре, и телефон разрядился, а теперь она, похоже, пребывала в собственном мире — мире, куда я не был допущен. Потом она провела пальцами по левому запястью и подскочила.

— Я потеряла часы! — сказала она. Огляделась кругом, потом, оставив Тедди на меня, обыскала номер и машину. Вернулась без часов и объяснила, что это был подарок — самой себе, — и я решил, что за этим кроется больше, чем она мне рассказывает. Не исключено, то была награда за личное достижение, цену которого могла понять только она.

— Как ты думаешь, мы уже готовы ехать домой?

— Сейчас? — спросил я.

— Утром.

— Я хочу заехать к бабушке, где-то на часок.

Это ее раздосадовало. Она хотела выехать до рассвета и стояла на своем.

— Мне нужно ехать, — сказала она. — Я вообще не понимаю, что я здесь делаю.

Так Кларисса впервые проявила намек на грубость, но загладила это в тот же вечер.

Мы с нею разместились в одной комнате. Мотель этот был из тех, что представляются путникам очаровательной памятной находкой, ибо его архитектура и убранство идеально соответствовали конкретному году конкретного десятилетия в конкретной местности и не могли встретиться более нигде. Построенные в 30-е годы ванные вмещали фарфоровые раковины и ванны весом в тонну. Комнаты были узкие и длинные, стены и потолки по краям обшиты длинными планками темной сосны. Дверные короба стягивались скобами из ковкого чугуна, светильники ручной работы отбрасывали сквозь полупрозрачные кожаные абажуры силуэты вырезанных из жести ковбойских сцен. Один конец комнаты заняли Кларисса и Тедди, а я спал в дальнем углу на диване, продавленном посередине человеческим фактором. Перед сном мы развлекались игрой в карты, распластавшись по полу, — колода, когда-то намокшая, была втрое больше нормальной. Кларисса и я пытались играть в кункен, хотя едва помнили правила, а из-за Тедди играть было вообще невозможно: он постоянно хватал и перепутывал карты. Кларисса стала называть его Хойлом* [*Э д м о н д Х о й л (1672 — 1769) — английский писатель, автор первых записанных правил карточных игр; первым опубликовал правила в трик-трак и шахматы], а я ему говорил: "Ну так как, Билли Боб* [*Б и л л и Б о б Т о р н т о н (р. 1955) — американский актер, сыграл роль нечестного крупье Джонни Тайлера в вестерне Джорджа Косматоса "Тумстоун" (1993)], я могу пойти с этой карты?" Он же хватал карту и пускал на нее слюни или подпихивал кому-нибудь из нас, что нас смешило.

Кларисса и я уже привыкли видеть друг друга в белье. Оба мы спали в трусах и футболках. Она выключила свет, и мы скользнули каждый в свою кровать. Она мягко заговорила со мной с другого конца комнаты:

— Как прошел день?

— Спасибо.

— За что?

— Что спросила, — сказал я.

— Дэниэл, — прошептала она — думаю, в том смысле, что: ну еще бы она не спросила!

Несколько минут мы не разговаривали. Я не хотел говорить Клариссе о наследстве, потому что мне самому хотелось с ним освоиться, и еще потому что не желал, чтобы внешние факторы влияли на наше маленькое трио. Потом послышался шорох простыней, потом шаги. Кларисса прошла через комнату и опустилась на колени у моей постели. Она протянула руку по одеялу, нашла мое плечо и положила на него ладонь. Ее пальцы забрались мне в рукав, и она начала водить ими взад-вперед. Она опустила голову мне на руку. Я не шевелился.